Читать онлайн Татьяна Брыксина - Две Анастасии

Осиный мед

«Ветер только и свистнет – зайди…»

Ветер только и свистнет – зайди!

Так сверни же к просёлку, дорога,

Я увидеть хочу, как дожди

Намывают гостей у порога.

Не чужая под кровом родным,

Я поглажу сударыню-печку…

За семь вёрст мне почудился дым,

И тоска подкатила к сердечку.

Вязнет в хляби осенней сельцо,

Что ни ставенка – взгляд исподлобья…

Как смиренно осело крыльцо!

Как затоптана горенка вдовья!

Смирный дом, дорогая изба,

Неужели средь горницы этой

Поселилась чужая судьба,

Чтобы стыть у печи несогретой?

Табуретку придвину к столу,

Облуплю на клеёнке картошку…

Кто я нынче родному селу?

С чем пришла к дорогому порожку?

Кроме слёз, чем ещё пособлю

Безысходности этой горючей?

Не посмею сказать, что люблю,

Коли встреча – нечаянный случай.

На прощанье – платок с головы,

Вот и всё, чем могу отдариться…

– Как вы трудно живёте!

– А вы?!

– Все под Господом… – как говорится.

«По февралям судьбы моей…»

По февралям судьбы моей

Тянуло холодом с полей,

Бирючьим веяло оврагом,

Позёмкой зла, метелью бед

Переметало Божий свет,

Чтоб спотыкалась шаг за шагом.

По февралям моей судьбы

Скитался дух родной избы,

Фуганок пел, шуршали стружки…

Отец над струганой доской

Молчал, застигнутый тоской,

Пуская дыма завитушки.

И всё как сон! В печном кутке

Укроп сушился в узелке,

Дерюга, валенки, фуфайка…

А я – ни силы, ни ума! —

Ещё не знала, что зима

Навек судьбы моей хозяйка.

Не поминая всуе мать,

Я всё ж училась понимать

Особый смысл того, что было

И будет до скончанья дней

В несообразности моей…

Февраль, февраль, я всё простила!

Другим и улица тесна,

А мне и валенки – весна…

Песня вечной дороги

В синей дымке одна бесконечность – дорога,

И по ней, по родимой, по ней

От порога до луга, с холма до отрога,

Через лес, через поле – крута иль отлога,

Жизнь летит, не меняя коней.

С путеводной звездой путеводная птица

Делят небо судьбы над тобой,

Синей дымкой меж ними размыта граница,

И нельзя на чужую дорогу польститься,

И нельзя возвратиться домой.

Что ни столб верстовой,

что ни куст приовражный —

Сбочь дороги навстречу летят

Пирамидки да крестики в ризах бумажных,

Осенённые светом ромашек отважных,

Чистотой утоляющих взгляд.

Лишь они, бескорыстные, с первого луга

До последнего лога верны

И дороге твоей, что лучится упруго,

И траве, и могилке безвестного друга

На просторе земной тишины.

И твоя в синей дымке судьба оборвётся,

Назовётся дорога стезёй…

Ангел воду крылом зачерпнёт из колодца

И чело окропит, и душа улыбнётся,

Умываясь небесной слезой.

Две Анастасии

Русь молодая,

Крестьянская дева Россия —

Вся над купелью

И вся в позолоте огня…

Крестница Настя

И крёстная Анастасия

Есть у меня.

Крестница Настя

На первом причастии лета

Ловит ладошкой —

Не может поймать муравья…

В тонких ресницах

Глаза голубичного цвета —

Радость моя!

Крёстная Настя,

Ночами итожа печали,

Зёрна семейные

С горькой сбирает земли.

Руки её

Не одну колыбель докачали,

Тем и спасли.

Зори небесные,

Травы в накрапах росинок,

Я вас прошу,

Коли Троица нынче щедра,

Анастасиям моим

Накроите косынок,

Дайте добра!

К Божьему храму,

Где светятся души нагие,

Выйдем с рассвета

По тёплым волнам ячменя…

Как мы едины,

Родные мои, дорогие,

В тихости дня!

Руки скрещу на груди,

Как дороги земные,

Крестик нательный

Ответит на всякий вопрос…

Настеньки, Насти,

Нáстюшки, Анастасии,

С нами Христос!

Майя

Эта белая роща – не храм на Нерли,

Но шуршат мотыльки, словно ангелов стая,

И цветёт бузина, и посёлок вдали

Называется Майя.

Осенённая лёгкой прохладой берёз,

В полушалке с листками по белому полю,

О любви я уже не тоскую всерьёз,

Никого не неволю.

Постою над серебряной рябью реки,

Тишину попрошу: – До пришествия лета

Майским именем Майя меня нареки

Ради благости этой.

Ради вечной разлуки, что будет горька,

Полюбуйся, как ветку к груди прижимаю,

Как протяжно плывут надо мной облака

По небесному маю!

А когда загустеет зелёная кровь

Бузины и берёз – перед белой поляной

Повинюсь, что любовью звала нелюбовь,

И останусь Татьяной.

Майские грозы

Затоптана ливнями грядка,

Громами побито крыльцо,

А новая туча украдкой

С яруги плывёт на сельцо.

Нахохленные Висожары,

Боясь молоньи́ испокон,

От Божьей скрываются кары

В простенках меж чёрных окон.

И бабушка, лоб осеняя

Перстами, твердит и твердит,

Что грозами прошлого мая

Соседский телёнок убит:

– На привязи возле мосточка

Он травку щипал без забот…

Не шлындай под окнами, дочка, —

Страстя разойдутся вот-вот!

Куда там!

Шальнее забавы,

Чем в лужах плясать у крыльца,

Не сыщешь…

И брызжутся травы,

И ливень стекает с лица!

Наутро шершавые цыпки

От пяток пойдут до локтей,

И солнце, как маленький в зыбке,

Не вспомнит вчерашних страстей.

«В государстве моих сорняков…»

В государстве моих сорняков

Процветает анархия лета:

Петушится татарник в канаве,

Взбунтовался осот у скамьи,

Повилика юлит, как медянка —

Ядовитого жёлтого цвета,

Повитель в граммофончики дует,

Оплетая ромашки мои.

В государстве сплошных сорняков

Я – единственная королева:

Иль татарник серпом порубать,

Иль осот извести на корню,

Или выжечь огнём повилику,

Или тяпкой направо-налево

Обезглавить бодяк неуёмный,

Пропуская ромашки к плетню?

В государстве дурных сорняков

Жить в смиренье никто не приучен —

Все цветут, и плодятся, и лезут

Без поклона ко мне на крыльцо,

А ромашка стоит в стороне —

Граммофончик на лоб нахлобучен —

О крестьянка моя, что ж ты прячешь

Измождённое жаждой лицо?

Боже, как государства похожи!

Осиный мёд

Не янтарём пчелиных сот

Наполнить лакомое блюдце,

Но отыскать осиный мёд,

Когда осенницей пахнёт

И колеи с пути собьются.

В сенную ригу, в царство ос,

Где старый серп в застреху врос,

Где сноп к снопу – камыш на крыше,

Всенепременно сунуть нос,

Опаски собственной не слыша.

По малой капле, по чуть-чуть

Вытягивать губами сладость

Из камышин, боясь вдохнуть

Осу… И таинство, и жуть,

И обжигающая радость!

Ценой сладчайшего глотка,

Горчащего полуглоточка

Понять, что жизнь наверняка

И в редкой сладости горька

Тому, кто в яви одиночка.

Закрыть глаза, припомнить дух

Репья, татарника, шалфея,

Всей сутью обратиться в слух —

А вдруг оса? А вдруг? А вдруг? —

От грёз медовых соловея.

Но горек мёд осы, как тишь

Дописанной в мученьях книги,

А ты всё грезишь и не спишь,

Всё ищешь, дёргаешь камыш

Давным-давно сгоревшей риги.

«Когда судьба меня домнёт…»

Когда судьба меня домнёт

В каландрах мелкого измола,

Душа отправится в полёт —

Уставшая от произвола

Чиноподобной мелкотни,

Домоуправства, домостроя,

Шишей безграмотных… Они

С рожденья одного покроя!

Удел, наверное, такой:

Не жизнь – сплошная шлаковата!

Но вот – душа…

Найдя покой,

Она уже не виновата,

Коли покаялась в пути —

Такая лёгкая в полёте…

Прости нас, Господи, прости

За непотребство нашей плоти!

Наследство

Было братство и было гадство —

Как у всех…

Не меды пила! —

Соль копила и всё богатство

До солиночки отдала.

Не юродство судьбы – сиротство

Распахнула на белый свет…

Сходство есть,

Но какое сходство,

Коль и в зеркале правды нет?!

Если б детство, а не соседство

С лютой лютостью —

Мачех рать! —

Может, было б моё наследство

Слаще соли… Да где же взять?

Что болело – о том и пела:

Лето, осень, зима, весна…

Бог не выдал —

Свинья не съела,

Оказалось, что всем нужна!

Всё вкусила, за всё спасибо,

Злу особенно —

Учит жить.

Жилкой слёз соляная глыба

В золотую уходит нить!

Баллада о смирении

В самовязных шапчонках,

В болоньевых куртках

У подъезда сидят

Маривановна с Шуркой —

Так зовут во дворе

Неразлучных соседок,

А у них что ни день —

Разговор напоследок.

В коммуналке с войны

Жизнь, как срок, отбывают,

Не семейно живут —

Бабий век доживают.

Замуж так и не вышли, —

А бусы носили! —

Просят всех – положить их

Могила к могиле.

Я гляжу из окна,

Из-за тюля и ситца

На простые,

Тоской опалённые лица…

Чем-то горьким в глазах,

Только суше и строже,

На семь мачех моих

Две подруги похожи.

К ним обменщики лезут

(Квартира на третьем!),

Не стесняясь завидовать

Женщинам этим.

За «еврейский» этаж,

За окошко на Волгу

Предлагают не новую,

правда,

Но «Волгу».

Эх, как сядут на «Волгу»,

Нажмут на педали —

Мариванну да Шурку

Только здесь и видали!

По России покатят,

По снежной остуде —

Посмотреть, как живут

Новорусские люди.

То-то будет чудес!

Но… чудес не бывает:

Не квартира, а жизнь

У подруг убывает.

Комнатёнки оплатят,

Остатки прикинут,

Из комодов молчком

Платья смёртные вынут.

«Одним – вековые напасти…»

Одним – вековые напасти,

Другим – как за отчую пядь,

Над сахарной косточкой власти

В глухой обороне стоять…

Какие несхожие доли!

Нагими явившись на свет,

Мы ищем по собственной воле

Родительской участи след.

Лишь изредка в муках рассвета,

Как будто и выхода нет,

Крестьянка рожает поэта,

В барыги уходит поэт.

Но всё возвращается в русла

Не нами придуманных рек:

Лишь пивом становится сусло,

Лишь паром становится снег.

Убожество судит убого,

Шельмец не снимает креста, —

В людской иерархии строго

Поделены кем-то места.

Заснуть и уже не проснуться! —

Счастливейшее бытиё.

И рюмку поставят на блюдце,

И хлебом прикроют её.

«Песни выцветших лет…»

Песни выцветших лет,

Листопадом упавшие в ноги —

Вот и всё нажитьё,

Не считая родимых могил…

Все дорожки стекаются

В русло последней дороги,

И попятить её

Ни желания нету, ни сил.

Но в бредовом, как сон,

Неумолчно звучащем напеве

Слышен голос любви,

Голос матери юной моей…

О, ответь же ты ей,

Сероглазой погубленной деве,

Мукой мук за меня

Ты ответь ей, жалкун-соловей!

Пусть узнает она,

Чистым сердцем сияя в тумане

Над юдолью земной:

День – забвение,

Ночь – забытьё, —

Как на свете жилось —

Не цвелось её девочке Тане,

Как Татьяне живётся

Без тихой защиты её.

Мой соловушка вещий,

Добавить ли к слову привета,

Что по срокам земным

Я две жизни её прожила?..

Отгорела весна,

Бабьим веком кончается лето,

Руки тянутся к небу,

Как два журавлиных крыла…

Просит душа

памяти Ю. А. Некрасова

С порванными снастями,

С горестными страстями,

Вся на мирском виду —

По временам и датам,

Как по мосткам горбатым,

Всё медленнее иду.

В мире, где беды метки,

Штили бывают редки —

Ветер и ветер в грудь…

Перед путём последним,

Перед крестом наследным,

Господи, дай вздохнуть,

Дай мне хотя бы вспомнить

В жути казённых комнат

Кроткие лица тех,

Кто на воде и хлебе

Жил и не видел в небе

Неодолимых вех.

В тихости их старенья

Не было ни боренья

С ближним за право слыть,

Ни ледяной пучины,

Жаждущей без причины

Берег волной накрыть.

Нелюди мы и люди —

Судим друг друга, любим

И ненавидим…

Что ж,

Слабы и те и эти,

Правдой на белом свете

Не одолеешь ложь.

И, подбирая снасти,

Просит душа не власти

Перед концом пути —

Веничком на крылечке

Снег обмести да к печке

С благостью подойти!

В день Сталинградской победы

Туман, и туман, и туман,

Февральская мутная мгла.

Отец не поднимет стакан

Гранёный

второго числа,

Не выйдет в сутулом пальто

Из дома, надев ордена…

Он выпил последние сто

В иные уже времена.

Иная за дверью страна,

Иные борьба и гульба…

Его пощадила война,

Да не пощадила судьба.

Я помню: лет двадцать тому,

Поднявшись пешком на Курган,

Он так и не понял, кому

Налить поминальный стакан.

Поставил бутылку под куст,

Заплакал…

И вот – никого!

Стакан сорок третьего пуст,

И нету отца моего.

«Остановились часы кабинетные…»

Катали мы ваше солнце…
Е. Лукин

Остановились часы кабинетные,

Тикали, тикали – и тишина…

Кажется, время на плитки паркетные

Падает лунной листвой из окна.

Время устало, сместило реальности,

Жизнь циферблата – особый сюжет! —

Что ему наши больные банальности:

Столбики, лесенки, линии лет?

Вперед

Читать онлайн Татьяна Брыксина - Две Анастасии

Похожие книги