Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается - страница 55

– Нет! – закричал кто-то из юных гребцов. – Что угодно, только не это! Это настоящая пытка!

– Кстати, о пытке, – быстро вставил крюкастый. – Я заглянул, чтобы спросить, не одолжите ли мне тальятеллу гранде. Мне это поможет выпытать у Бодлеров, где сахарница.

Эсме нахмурилась и потрогала щупальцем лапшу.

– Вообще-то, я не люблю давать взаймы свои вещи, – отозвалась она. – Люди обычно все портят.

– Прошу вас, мэм, – присоединилась Фиона. – Мы вот-вот узнаем, где сахарница! Так точно! Мы возьмем хлыст ненадолго в камеру.

– А почему ты помогаешь крюкастому? Я думала, ты тоже благонравная сиротка.

– Ничего подобного, – вмешался крюкастый. – Фиона – моя сестра, она присоединяется к команде «Кармелиты».

– Фиона немодное имя, – заметила Эсме. – Пожалуй, я буду звать ее Треугольные Гляделки. Ты действительно хочешь быть с нами, Треугольные Гляделки?

– Так точно! – ответила Фиона. – От этих Бодлеров одни неприятности. – Почему вы столько разговариваете? – возмутилась Кармелита. – Сейчас идет выступление балерины-чечеточницы-сказочной принцессы-ветеринара!

– Прости, сокровище мое, – спохватилась Эсме. – крюкастый, Треугольные Гляделки, берите лапшу и убирайтесь!

Крюкастый с сестрой вышли на середину зала и встали прямо перед Эсме и Кармелитой, предоставив старшим Бодлерам отличную возможность убраться – грубое слово, в данном случае означающее «выскользнуть из зала незамеченными и пройти по сумрачному коридору, по которому вел их недавно Олаф».

– Как ты думаешь, Фиона нас догонит? – произнесла Вайолет.

– Вряд ли, – ответил Клаус. – Они же сказали Эсме, что вернутся в камеру, значит, они должны вернуться.

– А ты не думаешь, что она действительно присоединится к олафовской команде?

– Конечно нет, – ответил Клаус. – Она просто хотела дать нам уйти из гребного зала. Может, Фиона и переменчива, но не настолько.

– Да, конечно, – согласилась Вайолет, но голос ее прозвучал не очень убежденно.

– Конечно нет, – повторил Клаус. И в этот момент из шлема опять раздался хриплый кашель. – Держись, Солнышко! – крикнул брат. – Мы тебя мигом вылечим!

Хотя он и говорил нарочито уверенным тоном, он не мог знать, сбудется ли его обещание (к счастью, оно сбылось).

– Как ты собираешься вылечить Солнышко без Фионы? – осведомилась Вайолет.

– Придется нам самим провести исследование, – решительно сказал Клаус.

– Нам не прочитать всю микологическую библиотеку, чтобы успеть сделать противоядие, – запротестовала Вайолет.

– А нам и не нужно читать всю, – возразил Клаус. Они уже достигли двери, ведущей в «Квиквег». – Я знаю, где надо смотреть.

Солнышко снова закашлялась, а потом начала сипеть, иначе говоря, издавать свистящие сиплые звуки, свидетельствовавшие о том, что связки в горле у нее почти сомкнулись. Старшие Бодлеры еле удержались от того, чтобы не открыть шлем и успокоить младшую сестру, но все-таки не захотели рисковать заразиться.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – отозвалась Вайолет и нажала металлический глаз на стене. Дверь отъехала, и дети кинулись к разбитому иллюминатору их субмарины. – Солнышкин час уже почти закончился.

Клаус мрачно кивнул и прыгнул через иллюминатор внутрь «Квиквега», попав прямо на большой деревянный стол. Вайолет внесла Солнышко. Хотя отсутствовали дети совсем недолго, кают-компания производила впечатление, будто «Квиквег» покинут давным-давно: три шарика, привязанные к ножкам стола, начали уже съеживаться, карты приливов, которые изучал Клаус, свалились на пол, а стеклянный круг, вырезанный Графом Олафом из иллюминатора, лежал на полу. Однако средний Бодлер, не обращая внимания на валявшиеся предметы, подобрал с пола только «Микологические миниатюры».