Тридцать три несчастья - страница 11
Катя обняла мать и брата и тоже заплакала. А Люба в объятиях своих детей вдруг подумала: «А что это я помирать собралась? У тёти Клавы кишечник серьёзно затронут, и то не сдаётся. Ещё поживу!» Потом они присели, не разрывая объятий, и Люба отвечала на их вопросы:
– Да, опухоль. Её вырезали, теперь облучают. Потом будет несколько курсов химиотерапии… Это такое лечение, когда человеку вводят всякие яды, чтобы раковые клетки убить… Похудела? Нет, я просто вернула прежний вес. Помнишь, когда я толстеть начала? Когда бабушкина Тамара Анатольевна мне уколы назначила… Бабушка? Нет, конечно она не хотела, чтобы я умерла, когда на операцию не отпускала. Просто она очень уверена в своей подруге Тамаре и в собственных знаниях в медицине. Она думала, что лучше докторов диагнозы ставит… Нет, я на бабушку не обижаюсь. Вам она бабушка родная, а мне абсолютно чужой человек. И я ей чужая дочь, поэтому ей меня не жалко… Папа? Он тоже мне чужой… Нет, я не обижаюсь и не сержусь. Просто брезгую.
– Это из-за любовницы, из-за Светки? Мам, они разошлись, – сказала Катя. – Бабушка её с работы прогнала, папе сказала, что денег не даст. А на фиг он ей без денег? Он же старый. И по путёвке она его с нами в Турцию отправила. А сама с Тамарой Анатольевной на Кипр летала. Мам, возвращайся! Ну, ради нас!
– Катя, скажи, как папа ко мне относится?
– Он хорошо относится, – быстро ответил Денис.
– Хорошо – это как? Он говорит мне добрые слова? Он помогает мне в домашних делах? Он не даёт обижать меня другим? Он беспокоится, когда я болею?
Денис огорчённо засопел. Катя раздражённо сказала:
– Ты нас обманула! Сказала, что не обижаешься, а сама обижаешься!
– Что было, то было. Я закрыла эту страницу. В нашей семье было так: я обслуживала вас как Золушка, а вы меня не уважали и не ценили. Он часто обзывал меня даже при вас. Нет?
– Он больше не будет, – заныл сын.
– Он будет делать дома всю тяжёлую и грязную работу? Он будет запрещать бабушке называть меня дурой? Он сам не будет так меня называть? Он не будет гнать меня туда, где, он знает, мне будет плохо? Вы верите, что так будет?
– Мама, так, конечно, не будет. Но он будет меняться, – обняла её дочь. – Ну, ради семьи!
– Катя, меньше, чем через два года, ты закончишь школу и уедешь учиться в Москву. Тебя там, вдали, будет греть мысль, что я терплю боль и унижение ради семьи?
– Ладно, я поняла, мы эгоисты. Тогда скажи, как мы будем жить сейчас?
– Если бы папа и бабушка ко мне хорошо относились, они бы не отобрали у меня квартиру, которая осталась мне от моей мамы. Я бы ушла туда. А вы бы жили со мной. И папа бы имел возможность создать новую семью. И вы жили бы рядом с обоими родителями.
– Бабушка сказала, что всё нам достанется, – пробубнил Денис.
– А мне? Мне где жить?
– С нами…
– То есть в чужом доме и из милости? Дети, а как вы думаете, бабушка может прожить, к примеру, до девяноста лет? Очень даже может. Дай ей бог, конечно, здоровья, но тогда ты, Катя, до тридцати пяти лет своего угла иметь не будешь, если в банкирши не выбьешься или за богача замуж не выйдешь. Кстати, ваш папа тоже богатым считался, когда я за него замуж вышла. Только после развода я бедней, чем в девичестве, стала. А что тебя ждёт при таком раскладе? Бабушка будет решать, с кем тебе дружить и замуж выходить. Будет грозить, что наследства лишит, если не того выберешь. Вашему папе сорок шесть лет, а она до сих пор им манипулирует. Я сейчас глупость сказала?