Тачка самого старшего инспектора вызывала содрогание. Это был четырехколесный реликт, созданный затерявшейся во тьме веков индейской цивилизацией. Вполне возможно, что на нем передвигались во время второй мировой случайно наткнувшиеся на него в сельве японские диверсанты. Ацтекомобиль жестоко обходился с моим задом, из дырок в откидной крыше (а это был кабриолет!) в наши лица плевало пылью. Я предполагал, что пока хитрые япы не установили на нем электрический стартер, он заводился от человеческих жертвоприношений и молитв.
К тому же коврики в салоне отсутствовали как класс и, из особенно больших проржавевших отверстий в полу открывался восхитительный вид на несущийся в двенадцати сантиметрах асфальт. Сигнал аппарата напоминал всхлип коровы, которую неожиданно прижало родить. Стоило признать, что Толстый был большой гурман, такую колымагу сейчас уже не найдешь ни за какие деньги.
Продолжая рассказывать про Рубинштейна, он отвлекся от дороги, показывая, как тот протирает очки. И задел Мерседес, поворачивавший направо, солнцезащитные козырьки упали нам на колени, а задний бампер с грохотом отвалился. С металлическим скрежетом монстр старшего инспектора остановился.
-Аллилуйя, брат! Господь захотел, что бы мы встретились сегодня!– проорал он набиравшему воздух в бронхи немцу, выскочившему из помятой машины. Сопровождаемый потоком ругательств, господин старший инспектор быстро сунул бампер в багажник и пришпорил свой гибрид пароварки и часов с кукушкой единственным достоинством которого был грустный пластиковый пес, качающий головой под лобовым стеклом.
-Дойчи, такие же м’даки как и прочие, Макс,– заявил он рассматривая страдальца в зеркало заднего вида,– Он пытается записать номер, прикинь? Ну не болван?!
-Совершенно верно, мистер Мобалеку, – подтвердил я, думая о том, что толстяк даст фору Долсону, по части критической философии. Номер, укрепленный на бампере, лежавшем в багажнике, мог пытаться записать лишь форменный идиот.
-Можешь звать меня Моба…. Прикинь, эти олухи продули Вторую мировую, и все равно ездят по всему миру. На их месте я бы сгорел от стыда,– продолжил разговор мой спутник и тут же поставил диагноз,– у них страшные бабы, от этого все проблемы.
Внутренне я ему аплодировал. Долсон плавал совсем мелко.
-Но машины они делают хорошие. Взять хотя бы Драбант нашего Моисея. Он гоняет на нем как помешанный! – я решил не поправлять свое начальство: пусть будет «Драбант», мир все равно состоит из ошибок. Вместо этого я представил подслеповатого Рубинштейна, рассекающего на гэдээровской помойке сделанной из картона и останков Мессершмитта. За раздавленных кур старик, вероятно, платил больше чем я за еду. Лучшим применение этой газонокосилки, был бы цветник или садовый сарай, что выгодно, как с точки зрения денег, так и потраченных на разбирательства с владельцами домашней живности нервных клеток.
Зрелище выходило забавное. И почему он не купил «Релиант»? Сэкономил хотя бы на резине. Неверно истолковав мою улыбку, Моба проговорил:
– Но лучшие машины делает Англия. – тут он принял вид , как будто собрался спеть «Правь Британия»,– возьми хотя бы мою. Классический «Астон- Мартин» я его недавно красил. Ты заметил, как красиво отражаются облака в лаке? С ним шел комплект зимней шипованной резины.
Рассматривая пальмы, растущие вдоль дороги, я сказал, что комплект зимней резины еще никому не мешал. А облака в лаке действительно отражались. Довольный попутчик закурил, бросив руль, ради чахлого огонька спички и сменил тему разговора.
