Трилогия пути - страница 11

– Fight-or-flight так-то, – не оборачиваясь, буркнул вдруг Дима, продолжающий отрешённо работать в одиночку.

Рома выразительно выгнул бровь и кивнул на напарника, словно приглашая – в битву или погоню?

– Кто говорит? – поинтересовался Белов.

– Так курьер же вчера прибыл, прямо с юга вечерней лошадью, – Заманов поцокал и, держась за цевьё, как за вожжи, сделал телом гибкий кавалерийский жест.

Зуев беззвучно рассмеялся, подгребая Башкакову.

– Они у вас стояли? – вспомнил Белов вчерашний обгон.

– Угу.

– Что ж вы одни пошли?

– Да вот пошли…

Рома поправил сляйт, сделал гребок, вновь поправился, перевернул весло, взялся и, наконец, заработал. Байдарки чуть разошлись и понеслись параллельно.

Километров десять миновалось без всякого передыху. То одна лодка вырывалась вперёд, то другая, но внутренняя пружинка не давала им распасться. Между тем река сузилась и взбыстрилась. Берега, элевируя, потемнели; в хвойной глубине едва можно было различить сбившийся кружок осин; граниты, разорвав покровы, выпирали, чередуя небольшие монолиты с причудливыми насыпями; и реке всё мучительнее было пробивать русло…

Первый порог прошли играючи. Уфимцы в этот момент оказались чуть позади, – и поток, которому было только покорствовать, внёс в отверстые врата обе байдарки, потом соскальзывая вниз. Байдарка пришлёпнула, мутный вал перекатился через нос, набежал Зуеву на колени и разбился струйками, оставив только в фартуке серебряные лужицы. На выходе из порога высился треугольный одинец, раздваивая течение. Разницы, на глаз не было, но Рома повёл врозь с Беловым.

– Заманиваешь, Заманов! – крикнул тот.

Рома не повернул головы и, неуловимо усилившись, опередил. Вряд ли он хотел тут оторваться: эти моменты не имели никакого стратегического значения, но превращали долгое и однообразное плаванье в череду маленьких ярких сражений. И у этих сражений был свой подтекст.

Белов добавил – и на второй счёт Зуев точно откликнулся. Они шли под правым берегом, каменистая стена которого упиралась в небо, а внизу обрывалась гигантскими плитами, с воды неподступными. Из расщелин, по-птичьи вцепившись, росли кривые сосёнки, иные параллельно воде. Рома громко щёлкнул языком из противоположного фокуса, – эхо ударило громко и отчётливо.

Река поколебалась, а потом приняла к западу. На лишней хорде Белов всё же приотстал, но это были ничтожные полсотни метров; и если Башкаков грёб с прежним автоматическим надрывом, то Заманов заметно отдыхал. Зуев с ревнивым удовольствием смотрел в его приближающуюся спину. Рома грёб красиво, никакого напряжения не выпуская наружу. У него была восточная гибкая талия и плавные руки, в одежде он казался худым и хрупким. Однако Зуев в первый же, жаркий, день имел возможность оценить стальной конус спины, упругость бицепсов и жилистое своеобразие предплечий. В отличие от напарника, Рома так сливал капельки усилий, что проводка его, независимо от ритма, лучилась лёгкостью, засверкивающей стержень труда.

Вскоре лодки выкатили на второй порог. Он был образован сжатьем излучины, в её углу, и казался непроходимым, пока лёгкий поворот не открывал двухметровый излив между сплошной грядою валунов и голой серебристо-чёрною скалою, справа наискось врезавшейся в реку. Вода, ударяя в скалу, выела в ней круглую нишу, готовую втянуть всякую плавучую слабость – и размазать в белом кипении по стене. Эта ниша проглатывала слабый отжим, создающийся благодаря косине скалы, и волны, вырвавшись, вскипали уже ниже роковой черты, образуя небольшую бочку. Следовало пройти вплотную слева, однако рассыпанные в русле таши мешали глубокому заходу. Уфимцы не стали лавировать, а отошли под правый берег. Белов последовал за ними. Заманов вёл уверенно и лишь метрах в сорока от скалы скомандовал остановиться. Байдарки сблизились. Рома развернул поперёк течения и маленькими гребками выводил под проход, притом, что боковой вектор упоённо гнал на скалу. Башкаков замер с веслом наперевес. Белов понял, что Рома играет не с рекою, а с ним, не оставляя траектории повторить маневр: если б они пошли следом, их прибило бы к валунам. Он затабанил, держась оси створа. Когда уфимская байдарка достигла критической точки и, рывком переложив почти прямой угол, влилась в поток, Белов крикнул – и вёсла завертелись. Нужно было успеть превзойти скорость течения, чтобы сманеврировать в самом жерле порога. Но едва сделав четыре гребка, Зуев поднял весло.