Я продолжила чтение, закончила двенадцатую сказку и перевернула страницу.
Пусто.
Я пролистала книгу назад, затем опять вперед. Ничего.
Здесь не было тринадцатой сказки.
Я ощутила внезапный прилив крови к голове, подобный тому, что испытывает водолаз, слишком быстро поднявшийся из морской глубины на поверхность.
Окружающая обстановка постепенно, предмет за предметом, возвращалась в поле моего зрения: постельное покрывало, книга в моей руке, ночник, бледно горевший в свете дня, который пробивался сквозь тонкие занавески.
Уже наступило утро.
Я провела за чтением всю ночь.
Тринадцатой сказки не было.
В магазине я застала отца, который сидел за столом, обхватив руками голову. Он услышал шаги на лестнице и повернул ко мне мертвенно-бледное лицо.
– Что случилось? – спросила я, бросаясь к нему.
Он был слишком потрясен, чтобы произнести хоть слово, и лишь поднял руки в красноречивом жесте отчаяния, а после вновь закрыл ладонями глаза, издав глухой стон.
Моя рука потянулась было к его плечу, но вместо этого легла на отцовский джемпер, висевший на спинке его стула (я не имею привычки трогать людей без особой необходимости).
– Могу я чем-то помочь? – спросила я.
Наконец он заговорил слабым и дрожащим голосом:
– Нужно позвонить в полицию. Сейчас же, скорее…
– В полицию? Но что случилось, папа?
– Ограбление. – В его устах это прозвучало как «конец света».
Я осмотрела помещение магазина, недоумевая. Все было в полном порядке: запертые ящики стола не взломаны, книги на полках не тронуты, окно не разбито.
– Шкафчик, – простонал отец.
Я начала понимать, в чем дело.
– Если ты о «Тринадцати сказках», то они наверху, в моей комнате. Я взяла эту книгу почитать.
Отец уставился на меня снизу вверх. Его лицо вместе с облегчением и радостью выражало сильнейшее изумление.
– Ты взяла ее почитать?
– Да.
– Ты ее взяла?
– Ну да.
Его тон меня озадачил. Я все время брала книги из магазина, и он прекрасно это знал.
– Но Вида Винтер?..
И тут я поняла, почему он так удивлен. Я всегда читала только старые романы. По одной простой причине: мне нравятся «правильные» развязки. Бракосочетание и смерть, благородная жертва и чудесное избавление, трагический разрыв и счастливое воссоединение, крушение всех надежд и осуществление мечты – именно такие вещи, на мой взгляд, составляют финал, которого стоило дожидаться, переворачивая страницы. Этому должны предшествовать разного рода приключения, опасности и коллизии, ставящие героев перед нелегким выбором, притом что все хитросплетения сюжета ловко распутываются автором в самом конце. Подобные развязки гораздо чаще встречаются в старых романах, и потому я предпочитала их новым.
Я мало что знала о современной литературе. Отец неоднократно поднимал эту тему во время наших ежедневных бесед о книгах. Он читает так же много, как я, но круг его интересов гораздо шире, и я очень ценю его мнение. В точных, выверенных фразах он старался передать мне то чувство прекрасной грусти, что охватывало его по прочтении романов, показывавших беспредельность человеческих страданий, противопоставить которым человек мог лишь терпение и стойкость. Он говорил о романах с открытым финалом, чье эхо звучало в его голове много дольше, чем отзвуки громких эффектных концовок. Он объяснял, почему такая неопределенность трогает его сердце сильнее, нежели предпочитаемые мною стандартные «смертельно-свадебные» закругления сюжета.
