Тринадцатый дар - страница 6

– Овцы непростое животное и вонючее, – сказала Гаглес – Зачем их в городе держать? Это для императорской армии?

Император уже который год готовился к войне с непокорными южными землями Гьёна. И потому, в приступе дурного вдохновения, повелел держать скотину в каждом доме…даже городским аристократам. Три головы – для крестьян и двадцать голов – для землевладельцев. Население кинулось скупать куриц как наименее проблемных. И как самых дешёвых.

– У хозяйки сыпь на птичий помёт. Как наступала сухая пора, так её всю обсыпало, бедняжку. Долго искали отчего так. Кое как вспомнили, что это началось в тот год как кур завели.

Кухарка некоторое время помолчала оглядывая её с ног до головы. А затем сказала:

– Ты бы поосторожнее, девочка. Одна по городу не ходи. Да и в окресностях тоже. У нас часто красивые, да неженатые пропадают. Последняя пропала всего две недели назад.

– Хм, а в столице об этом знают? – Спросила Гаглес.

– Прошение хозяйка подаёт каждые три месяца. Чаще нельзя. А похитителя всё поймать не могут, – махнула рукой кухарка – Потому на стражей не надейся. Одна никуда не ходи.

– Хорошо, госпожа, – кивнула Гаглес – Спасибо за заботу.

Вопросов к западному Гьёну становилось всё больше.

Засыпала она в чистой постели, хоть и деля комнату с незнакомыми девушками.

Уж куда лучше грязных гостиниц или лесной поляны. Гаглес позволила себе немного позлорадствовать над своими спутниками.

Ксено всё ещё не нашёл разбойников, но наткнулся на их недавнюю стоянку. Удивительно, но судя по всему они двигались в направлении столицы, где было больше всего патрулей.

Подозрительно.

Долго размышлять ей не дала усталость, сомкнувшая веки и путавшая мысли.

Проснулась она от шуршания, шушуканья и хихиканья. Соседки прилипли к окну и что-то там высматривали.

– Хозяин приехал, – великодушно обьяснила одна и даже уступила своё место.

Гаглес с любопытством выглянула наружу. Ей открылся вид на сад. Она увидела мужчину с конём, который разговаривал с пожилой женщиной, стоявшей к окну спиной.

Мужчина был высок, худ и бледен. С длинными волосами забраными в хвост и с большим носом, который был виден даже в неярком свете фонаря.

Гаглес быстро потеряла интерес к зрелищу. И пошла спать. Ей было неведомо зачем обсуждать и поднимать суету из-за какого-то мужика. Был бы он голый – другое дело. А так только нос торчит.

Пустая трата времени.

Утро встретило Гаглес в виде управляющей. Было где-то около пяти часов.

– О, ты уже проснулась? Это хорошо. Поторопись, нам не до тебя. Сын хозяйки приехал.

– Я уже собралась.

– Ты погоди, я тебя проверю, вдруг чего стащила? Этих пигалиц с утра не добудишься. А ты вон, какая резвая.

– Ладно, проверяйте, – меланхолично отреагировала Гаглес. Назвалась рабыней – полезай под плеть.

Управляющая осмотрела её вещи и одобрительно хмыкнув, отдала сумку обратно.

– Раз собралась, пойдём.

Госпожа Соли не хотела, что бы рабыня столкнулась с хозяином.

Реальных причин для опасения не было – управляющая всегда действовала по принципу: «кабы чего не вышло».

В этот раз, излишняя бдительность обернулась ей боком. Выйди Гаглес несколько позже, то не столкнулась бы с господином Уалем.

Но она столкнулась. Прямо возле ворот. Они окинули друг друга холодными, оценивающими взглядами. Гаглес смотрела с вызовом, насмешкой и высокомерием, оппонент отвечал ей хмуростью и настороженностью.

Господин Уаль, сын хозяйки, казался ниже, потому что сутулился и опирался на трость. На бледном лице имелся внушительный шнобель, который она заприметила ещё вчера. Ему можно было дать не больше сорока, но в чёрных волосах уже блестела редкая седина. Он был похож на потасканного жизнью библиотекаря или на гробовщика.