Врач отозвался сразу и энергично:
– Я тебя ждал, Аркадий!
– Ждали? – изумился Аркадий. – Вы сказали, что не раньше вечера…
– И ты отправился меня уламывать, – рассмеялся Селунин, который был, судя по голосу, чем-то очень доволен. – Я хотел тебя вызвонить, но обнаружил по карте, что ты движешься в сторону больницы и, надеюсь, правильно понял твои намерения. Иди-ка сюда, я в кабинете у главврача, это в нижнем коридоре.
– Знаю, – буркнул Аркадий.
Он спустился на второй этаж, в холле перед кабинетом главного было пусто, только голографическое изображение трехметрового человеческого скелета вращалось на круглой подставке, и огромный череп скалился в ехидной улыбке. Говорили, что скелет был подарен больнице неким Андреем Осокиным, известным в двадцатые годы бандитом, возглавлявшим воронежскую группировку, наводившую ужас на жителей нечерноземной полосы. Муровский спецназ в те годы находился еще в зачаточном состоянии, а государственные структуры вообще пребывали в хаосе реорганизации, да и Кодекс только начинал разрабатываться, как и вся страховая система правосудия. Результатом был, естественно, беспредел – причем криминальный не в большей степени, чем правоохранительный. Осокин пользовался этим умело и осторожно – во всяком случае, никто и никогда не мог обвинить его в каких-либо противосистемных действиях – ни система частного в те годы рэкета, ни система государственной все еще в те годы охраны правопорядка. А умер Осокин случайно: неподалеку от Воронежа его автомобиль наскочил на давно уже запрещенную международными конвенциями противотанковую мину, оставшуюся, видимо, еще после разборок первых лет века. Машину разнесло, а Осокин – вот удивительное везение! – отделался разрывом селезенки и осколками в легких. Ранение было не очень тяжелым, и Осокин мог выжить, но судьба распорядилась иначе: его пристрелил врач «скорой» по дороге в больницу – стрелял точно в сердце, чтобы не повредить скелета, давно уже по пьянке подаренного Осокиным местным органам здравоохранения.
– Заходи, не стой столбом, – услышал Аркадий голос Селунина, и ему показалось, что череп подмигнул пустой глазницей.
Аркадий сделал ручкой контрольной телекамере, помещенной в глазнице, и прошел в кабинет.
Патологоанатом сидел в кресле главного врача перед пультом компьютера, а сам главный устроился у круглого стола в углу комнаты.
– Экспертное заключение, – сказал Селунин без преамбулы, – я отослал по твоему адресу, ты его потом почитаешь. Виктору скажи, что за ним должок. А случай замечательный. Клиент ваш умер от острой сердечной недостаточности между тремя и половиной четвертого ночи.
– Другие повреждения… – начал Аркадий.
– Не торопись! – поднял руку Селунин. – Если бы не твой Виктор, я бы этим заключением и ограничился, поскольку никакой иной аномалии не обнаружил. Но Хрусталев сказал, что могло иметь место лучевое воздействие. Не знаю, что он имел в виду, но никаких следов такого воздействия я не обнаружил. Подольский мирно лежал в своей постели, у него начался сердечный приступ, он испугался – естественно! – попытался встать, не удержался на ногах, упал и умер. В любом другом случае я бы этим ограничился. Но Виктора я знаю не первый год: если он утверждает, что могло быть лучевое воздействие, значит, у него есть основания для того, чтобы так говорить, и мне нужно дать обоснованное отрицание… Короче говоря, я решил провести посмертное ментоскопирование.
