Спина пылала, словно к ней прижимали раскаленные над огнем пруты. Каждая полоса на коже пульсировала, взрываясь искрами боли, и откуда-то изнутри поднималось ощущение, что еще немного и вывернет наизнанку. Но Мел продолжала сидеть, покачиваясь из стороны в сторону и чуть ли не до крови кусая собственный кулак. Лишь когда вода стала чуть теплой, она выбралась из купальни, накинула на плечи ветхое полотенце и бережно промокнула спину.
В маленьком шкафчике нашлись бинты и средство для заживления — обычный набор воина. Понемногу зачерпывая прохладную мазь, Мел аккуратно прикасалась дрожащими пальцами исполосованной коже. Там, где снадобье попадало на рану — нестерпимо жгло, потом накатывал холод, и боль медленно затихала.
Ей удалось пройтись по бокам и плечам, но до середины спины, где болело особенно сильно дотянуться не могла. Сколько бы она ни крутилась перед зеркалом, ничего не получалось. От ее неуклюжих попыток снова вскрывались распаренные рубцы и из них сочилась кровь.
— Да какого черта, — огрызнулась она на свое собственное бледное измученное отражение, взяла бинты с вонючей мазью и вышла в комнату.
Кхассер встретил ее убийственно тяжелым взглядом.
— Мне нужна помощь, кот, — бросила ему банку со снадобьем, — подъем.
— Издеваешься? — процедил сквозь зубы.
— Даже не думала, — развернулась к нему спиной, перекинув через плечо мокрую, растрепанную косу, — приступай.
Мел слушала то, как он принюхивался — шумно, по-звериному, потом раздался шорох и звон цепей.
Маэс медлил.
— Наслаждаешься видом? — ухмыльнулась она, но голос жалко дрогнул, когда шершавые пальцы коснулись спины. Он обводил каждую полосу, щедро накладывая мазь, его прикосновения были жесткими, но вместе с тем томительно медленными. Мел чувствовала горячее дыхание на своем плече и изо всех сил старалась не дрожать.
— Бинты давай, — холодно обронил кхассер, отбросив в сторону пустую банку.
Закрыв глаза, Мелена позволила ему перевязать себя и даже не пикнула, когда он слишком туго стянул повязку. Только когда все было закончено, просипела:
— Я не забуду твоей доброты, андракиец. Спасибо.
Ее благодарность звучала как издевка, но ей было плевать. Распахнув скрипящую дверцу, она достала из шкафа новую рубаху и теплый вязаный свитер из серой шерсти лаек.
— За что ты нас так ненавидишь? — задумчиво поинтересовался кхассер, наблюдая за тем, как она одевается.
— А за что вас любить? Или тех, у кого кровь отравлена магией? Вы недостойны жить, — сморщилась, неловко потянувшись за плащом, — ваше место на самом дне, в изгнании. Или на цепи.
— Не слишком ли громкое заявление, для той, которую выпороли у позорного столба?
При воспоминании о публичном наказании Мелена вспыхнула.
— Придержи язык, андракиец. Пока я его тебе не укоротила. И может, раз такой болтливый, то ответишь на один вопрос. Как так вышло, что у самого, по словам магистра Воспоминаний, никчемного из кхассеров оказался на груди золотой амулет, размером с кулак?
— Для нас золото не имеет значения, — ровно ответил Маэс, — Даже у простых воинов его предостаточно. Нам нужен аракит.
— Ах да, вы же привязаны к самому бесполезному камню, валяющемуся в придорожной пыли. Сочувствую. — спор с ним вытягивал последние силы. Полностью одевшись, она направилась к двери, но на пороге остановилась, — Запомни кхассер, ты никто. Просто игрушка. И молись своим невежественным богам, чтобы не надоесть мне раньше времени.
