Энн вообще, всегда была артистической натурой. В хорошем смысле этого слова. В том смысле, что она умела почувствовать людей душой, и если ей эти люди нравились, подстроиться под них. Не попугайничать, не пародировать своих собеседников, а как бы настроиться на их волну. Сейчас она была со всеми заодно, как будто она и родилась здесь, среди этих сосен и даже думать начала по-русски.
– А сколько сейчас времени? – это спросил Саша Павлов, молодой лейтенант.
– Время детское – первый час, – ответил Егор, сверившись со своими «Командирскими».
– Тогда, дети идут спать. Ерохин, подъем! За мной! – уже скрываясь за кустами, Павлов спросил у Егора, – Товарищ капитан, вас ждать?
– А что ж, я здесь на столе спать буду? – ответил Егор уже в пустоту, – Действительно, расходиться уже пора. Вы с дороги, устали…
– Я готов идти или ехать, куда угодно, прямо сейчас, – вставил, клевавший носом, Игорь.
– И я, – добавил майор, который вообще уже спал.
Тамара начала собирать со стола. Егор, пропустивший мимо ушей реплики полусонных товарищей, продолжал:
– У нас остался один маленький технический вопрос. Георгий Александрович попросил меня лично сопровождать вас и помочь в вашей работе. Энн, прошу вас, в общих чертах, обрисуйте, пожалуйста, суть вашей задачи, чтобы я мог как-то планировать завтрашний день и вообще…
Энн не сразу вышла из своего лирического состояния.
– Я боюсь, что «в общих чертах» не получится…
– Валяйте тогда всё по порядку.
– Тогда наливайте еще, – у Энн заблестели глаза, – у вас лед есть?
– Нету, – отозвалась Тамара, – такого не держим. Водички брусничной возьми – холодная.
Энн смешала водку с брусничной водой, получив русско-американский коктейль, и отхлебывая понемножку, начала:
– Всё началось с моей диссертации. Это было перед самым Рождеством… Я сидела в библиотеке – занималась подборкой литературы… Дело в том, что тема моей диссертации… ну, это не важно. Главное в том, что мне нужно было сделать подборку из редких книг, газет, рукописей начала двадцатого века…и я наткнулась на интереснейшую рукопись. Как она попала в хранилище, не понятно и с 1914 года её никто не брал – я первая. Мне дали большой плотный почтовый конверт, внутри был патент… я не помню точное название, ну там… с двуглавыми орлами от Российской академии наук, датировано 1908 годом. Это было обращение к властям на территории Финляндии, с предложением оказывать помощь дословно: Тимофею Иванову Ваттанену…
– Иванову или Ваттанену? – это проснулся майор.
– Иванов – это отчество, – Игорь тоже был уже вполне бодрым, – Но фамилия Ваттанен в Финляндии, все равно, что в России – Иванов. Я знаю Ваттаненов и реальных, и литературных…
Игорь явно собрался перечислять, но Егор прервал его:
– С этим понятно – скорей всего псевдоним, серенький, незаметный – Тимо Ваттанен. А, поскольку Финляндия была в составе Империи, ему по-российски заполнили все графы анкеты.
– Я проверяла – был такой реальный человек. Он с 1911 по 1914 жил в Штатах, потом уехал в Россию и пропал.
– Это тоже не удивительно. В те годы в России пропал ни он один. Давайте дальше…
– В конверте лежал его дневник – средней толщины тетрадка в переплете, исписанная мелким и малоразборчивым почерком. Я понимаю людей, которые брали эту тетрадку в руки и не стали читать, даже владея языком, это почти не возможно… но у меня такой характер. Я знаю свои недостатки. В общем, я сняла увеличенные копии и, не спеша, прочитала. Сначала он очень подробно описывает, как добирался до места, как нанимал проводников, и кто они такие. У него были с собой примитивные сейсмографы – тоже зарисованы в дневнике. Описывает подробно каждый день экспедиции – 2 июня, или 15-е по григорианскому календарю у него подчеркнуто. Причем, он очевидно ждал этого дня. Начало дня описано спокойно и подробно, а дальше всё свалено в кучу – сплошной сумбур. Прямо в тексте – рисунок – ящер, выходящий из воды…
