– Никак наш храбрый перс ранен? – приподняла брови Мандана. – Однако, ты проиграл.
– Так бывает. – всё с той же улыбкой, согласился Тарш. – Когда по-настоящему.
– Ну раз ты сам наградил своих победителей, то и мне пристало одарить сегодняшнего победителя. Думаю, никто не посмеет возразить, что этот воин достоин награды? – и посмотрела на Дакота. Тому ничего не оставалось, как признать это. – Тогда… – она что-то шепнула на ухо одной из рабынь, – выбирай.
Служанка метнулась к толкущимся позади кресла девушкам-невольницам. Те покорно выстроились в ряд, как на базаре. Тарша передёрнуло. Рабов он не любил. В смысле не имел своих. Он позволял чужим рабам ухаживать за ним, мог платить за любовь, но покупать свободу или отбирать её не желал. К тому же не имея своего дома, предпочитал ночевать либо во дворце Камбиза, либо что чаще, во всевозможных злачных и не очень заведениях. А ещё за рабами требовалось следить и заботится. Ему было лень.
– Они все девственницы. – Мандана несколько иначе поняла его нерешительность. – Или ты считаешь награду недостойной твоего умения?
– Я считаю себя недостойным владеть тем, что принадлежит тебе, госпожа.
– Но я своего решения не переменю. – капризно и немного сердито настаивала дарительница. – Коли не можешь выбрать, я сама подберу то, что достойно такого, как ты.
– Как прикажешь. – Тарш впервые после смерти Куруша согнулся так низко. – Твоя воля – закон для меня.
– Ступай. – повелительно отпустила воина-певца Мандана. – Можешь навещать меня чаще. Я довольна. – обратилась она уже к Дакоту. – можем продолжить путь.
1 – Анахита – божество-язат в зороастризме, богиня воды и плодородия
2 – Язаты – в зороастрийской мифологии особый вид божеств, приближенных к Ахура-Мазде
3 – «Башни молчания» – каменные погосты у зороастрийцев. Осквернять трупами землю воспрещалось
– Они в двух переходах от Экбатаны, о Великий.
Гонец в запылённом плаще склонил голову. Когда-то в молодости могучий и стройный, но со временем погрузневший Иштумегу стоял к нему спиной, опершись огромными кулаками на массивный, мраморный стол. Когда речь шла о новостях, Царь Царей не требовал от посланцев и послухов исполнения ритуалов почтения – достаточно было не поднимать взгляд на владыку. Это там, в тронном зале, в пестроте нарядов, в золоте и мраморе колонн, где все эти мелкие князьки и царьки заискивали перед ним, готовые лизать подошву его обуви, ему требовалось проявление беспрекословной покорности. Здесь от приносящих вести и тех, кто помогал принимать ему решения требовалось другое – верность. А верных не следует унижать, заставляя каждый раз, ползать перед ним на коленях.
– В двух переходах. – ни к кому не обращаясь, эхом повторил Иштумегу.
Властитель многих земель и царств последние два месяца был угрюм. Его не переставали угнетать смутные страхи и не менее неприятные размышления. Чем ближе была его дочь, носящая во чреве его внука, которому суждено занять его трон, ещё до того, как он отправится держать суд у Чинвара, тем мрачней он становился. Предсказание было неумолимо – царствовать будет либо он, либо его внук.
– Арбаку, – он наконец-то смог оторваться от тяжёлых мыслей, – отправь им навстречу пять сотен всадников. Нет, отправь тысячу. Пусть моих воинов будет больше, чем персов.
– О великий. – дерзнул встрять вестник. – Прости, но твоих воинов и так больше, чем персов.
