— Это была Ракшада, — догадалась Малика.
— Это была Ракшада, — подтвердила Кенеш. — Кочевники не ожидали, что на них нападут сзади. Ташран выиграл бой. И Ракшада сказала ему: «Бог наказал нас за то, что мы тебя прогнали. И протянул нам руку, послав тебя к нам на помощь. Отныне ты хазир».
«Рука Всевышнего», — перевела Малика.
— Поражённый смелостью девушки, Ташран захотел взять её в жёны. Она сказала: «Я буду принадлежать тому, кто возведёт здесь город и назовёт его моим именем». «Нет, — ответил Ташран. — Этот город я назову Кеишраб. Твоё имя будет носить страна». За семь лет он построил семь городов и стал хазиром Ракшады. В печальный день его смерти оазис окружали уже сорок городов.
— Красивая легенда, — грустно улыбнулась Малика. Её именем не назовут даже улицу в нищем селении.
— Вторая шабира Джурия стала матерью художникам, скульпторам, поэтам, музыкантам, танцорам. Умных девочек по сей день отдают на обучение в храм науки, и ракшадок лечат докторши и учат учительницы. Бог был несправедлив к Джурии. Он наградил её единственным сыном. — Кенеш придвинулась к Малике и зашептала: — Мы молим Бога, чтобы он послал вам много детей. Но ты не переживай. Если Иштару не повезёт, как его брату, он всё равно будет править до самой смерти.
Малика вжалась в подушку. Ракшадки считают её будущей женой Иштара.
— У вас были некоронованные хазиры?
— Почему спрашиваешь? — покосилась Кенеш.
— Интересно, как они правили.
— Как правили — не знаю. В книгах только даты. Кто-то командовал полгода, кто-то год.
Малика посмотрела в окно. Витражи расцветились, а душа погрузилась в потёмки. Если она не коронует Иштара, его скинут с трона. Если коронует — он задастся целью заполучить её в жёны, чтобы избежать участи бесплодного брата.
— Что стало с их шабирами? — спросила Малика.
Кенеш пожала плечами:
— Не знаю. Да и зачем тебе?
— Интересно.
— Женщинам приносят объедки новостей. Если приказывают надеть фиолетовые платья — значит, в Ракшаде праздник. Если жёлтые — значит, траур. Жёны всегда ходят в чёрном.
Малике хотелось хоть немного побыть одной. В ванной от Кенеш не спрячешься, в спальне Галисия — вдруг проснётся, пристанет с вопросами. Сославшись на голод, Малика выпроводила старуху на кухню, но та вскоре вернулась и воскликнула с порога:
— Сегодня великий день, шабира! Я помогу тебе собраться.
На веранде возле паланкина стоял незнакомый человек. Усевшись в креслице, Малика сжала подлокотники. Альхаре запретили с ней видеться!
Несмотря на раннее утро, на улицах бурлила жизнь. Носилки то и дело огибали возбуждённые толпы людей. Из гомона удалось вычленить голоса, выкрикивающие цифры. Совсем некстати вспомнился публичный дом в Зурбуне. Покупатели спорили о цене детской невинности так же яростно, как сейчас спорят ракшады.
Прибыв на место, Малика вышла из паланкина. Над крышами далёких домов золотился край солнца, окрашивая храм и каменные изваяния во все оттенки жёлтого. Безлюдная площадь. Фиолетовый — цвет праздника. Спирали в солнечных лучах не белые, а жёлтые — цвет траура. Горе и радость всегда ходят вместе и выбирают, каким боком повернуться к человеку.
Внимание перекочевало на провожатого. Если бы воины носили чаруш, их вряд ли удалось бы отличить друг от друга. Даже рельеф мышц на животе и груди у всех одинаковый. В Грасс-Дэморе в присутствии Иштара и Альхары Малика смущалась. Сейчас смотрела на обнажённый торс воина и не испытывала неловкости. Непривычное стало обыденным.
