Тропою волка - страница 21

– Не горячись, – спокойно отвечал гетман, пыхтя трубкой. – Гонсевский жаден до денег, Сапега до власти. Вот Ян Казимир и приманил этих панов этими вкусными наживками. Обидно другое: не среди поляков Янка ищет союзников, а среди наших, литвинов. И что меня злит, Самуль, больше всего – находит. Увы, шляхтичи наши не все так далеко и глубоко смотрят на политику как мы с тобой. Наших бьют! – продекламировал Януш, вскинув руки в воздух, – поляки обежают нашего литовского короля! Так заступимся же!.. Во что думают они прежде всего. О благородстве помышляют, сучие дети, а не о государстве! Ну а Гонсевскому лишь бы гроши получить! – А как же честь шляхетская?! – Кмитич стал взволнованно ходить из угла в угол. – Где же честь, пан гетман? – Гонсевский не о чести думает, а о звоне монет. Ой, чую, погубит его этот грех, точно чую, погубит… А Сапега… Тьфу!

Сидя в своем полутемном кабинете, Януш решил открыть Кмитичу то, о чем раньше не решался поведать: – Я давно слежу за Пашкой Сапегой, – рассказывал гетман, дымя трубкой с янтарным мундштуком. – Помнишь, мы все спрашивали, где же он был первые месяцы войны? А он вел переписку с царем. Оговаривал условия перехода под его «светлую руку».

– Не может быть! – вскакивал со стула Кмитич.

– Теперь поверишь, – усмехался в пшеничные усы Януш, выпуская облако табачного дыма. – У меня там свой человек был, наблюдал за ним да мне докладывал. – Почему не арестовал его сразу? – Кмитич покраснел от возмущения и гнева.

– Ты прост, князь. И мне это в тебе нравится. Я же мыслил так: ничего у него с царем не выйдет, и прибежит он обратно как миленький. Ведь что такое наша шляхта, пан мой любезный? Сплошное дерьмо! И всех не пересажаешь. За что ты мне нравишься, Самуль? За то, что у тебя понятие Родины есть! Тебе сосенка из-под Витебска так же дорога, как твой собственный дом в Гродно. Для Пашки же Сапеги, для Гонсевского, для Паца, родина – это булава полковника, это место полевого, а лучше Великого, гетмана, это их дворцы, с их же задницами внутри! Ведь как многие мыслят? Ну, придет царь, будут они и под царем неплохо жить, как жили ранее, какая, мол, разница! Ан нет, пане, не будут! И вот наш Пашенька Сапега писал листы к царю, писал, пока не понял, что царь Алексей Романов не собирается его провозглашать никаким Великим гетманом Речи Посполитой. У царя такой должности не предусмотрено! Страны такой, Речи Посполитой, вообще не предусмотрено! Царь вообще не собирается никакой Речи Посполитой иметь в своем царстве, как не пожелали прежние цари ни Новгородской, ни Псковской республики, ни Астраханского с Казанским ханств. Понял наш Сапегушка, недостойный своего великого родственника Льва, что царь ему предлагает просто быть одним из рядовых московских дворян, одним из полковников в его пестром, как петушиный хвост, войске. Вот и поджал свой лисий хвостик Павлик и прибежал назад. А сейчас место Великого гетмана ему с другого края засветило. Как же! Радзивилл предал короля Польши и Литвы, а я, мол, нет! Дайте мне булаву гетмана, ибо Радзивилл более ее не достоен! – продекламировал Януш, изображая голосом интонацию Павла Сапеги. В другой раз Кмитич рассмеялся бы удачной имитации, но сейчас желваки играли на его скулах. Он готов был собственными руками зарубить и Гонсевского, и Сапегу. Да, очевидно было то, что Ян Казимир упросил этих панов, ранее поддержавших как раз Карла Густава, примкнуть к его войску. И видимо свою письменную просьбу сопроводил тугими кошельками, да и другими обещаниями… – Вот так и рассуждает наш с тобой Ян Павел Сапега! – грустно продолжал Януш, огромной, сильный, но такой беззащитный и преданный теми, на кого еще вчера уповал… – Ищет пес, где кость пожирней ему швырнут, – глаза Януша злобно сузились. Видно было, что нелегко ему переживать предательство Сапеги. – Вот, Самуль, не поляки, а мы же своими же руками готовы удушить собственную страну, пока есть шляхтичи, которые думают не о стратегии вовсе, а о собственной выгоде только, о новых начеканенных неизвестно где монетах Яна Казимира, не соображая своими умишками, что когда родина в крови и в опасности великой, то катись и честь, и спесь к чертям собачьим! А ведь за спинами этих шляхтичей люди стоят: простые пахари, цеховики, литвины, русины, жмудины, жиды, татары, немцы литвинские, торговцы, строители, студенты, учителя и печатники, стоят и ждут, когда же их спасут. «Устань, устань, Радзівіла! А ўжо Вільня ня наша!» – процитировал гетман однажды услышанную им с Кмитичем песню местного волынщика, – вот Родина! Люди наши! Взывают к нам! Ко мне, к тебе взывают! Что мы все без людей делать-то будем?! – гетман впервые повысил голос, словно обращался к огромной толпе, потрясая трубкой в воздухе. – И вот этим людям не важны твои привилеи, твои булавы и присяги. Особенно, если тот, кому ты присягал, сам же тебя бросил! Они жить и работать мирно хотят, а не ломать головы над тем, благороден ли тот или иной пан или же нет! Правильно ли он поступил по отношению к Великому князю или что-то там нарушил, защищая своих граждан!