Но и поселение, где она жила с новым отцом и матерью, с его извилистыми дорожками, тонкими бесплодными яблонями, крапивой, что росла то тут, то там и поднималась в небо гораздо быстрее, чем её успевали срезать, была знакомой.
Поблизости из-за забора кто-то громко говорил. Тонким облаком стояла пыль, и звучали хлопки выбиваемого ковра.
Но тут скрипнула тяжёлая дверь одного из домов. Раздался голос:
– Желя!
Тётка Василиса, неприлично высокая, со спрятанными в платке волосами и закатанными по локоть рукавами, стояла в тени, придерживая большой живот.
Желания перекрикиваться с улицы не было, и Желя зашла во двор.
– Никак в лес собралась? – спросила односельчанка, жестом приглашая девушку в тень.
– Не совсем. Надо проведать бабушку.
Тётка Василиса понимающе хмыкнула, хоть никогда её не видела. Непроизвольно она погладила край рубашки.
– Как здоровье? – Желе надо было идти, но не спросить об этом она не могла.
Василиса улыбнулась краешком губ и похлопала себя по животу.
– Прошлые два ребёнка родились легко. Что мне будет на третьем?
В этом была своя правда. Желя жила в деревне и видела, как беременные женщины в преддверии рождения закрывались дома. Они почти не занимались работой, не выходили на солнце, и как-то раз мама привела Желю в помощь одной такой женщине. Хозяйка дома ей улыбалась, шутила, но у девочки не получалось отделаться от чувства, что роженица просто храбрилась…
Василиса же, не растеряв мощь после рождения двух первых своих детей, ни дня не сидела дома. Наверное, поэтому Желя держалась поблизости от неё: такой силой и человеколюбием сама она не хвасталась, но чувство поддержки, а иногда и строгого наставления, помогло ей в своё время устроиться на новом месте.
– Хочешь дотронуться? – вдруг спросила Василиса.
Желя не ответила, только аккуратно положила руку на тёплый живот. Показалось, что внутри что-то двигалось, как невидимая в воде рыба. От этого сравнения она улыбнулась.
– Тяжело, наверное.
– Тяжело. Чувствую, этот будет капризным. Да куда деваться? Родится, и недели не пройдёт.
Желя не знала, кивать ей или нет. Она месяцами наблюдала, как полнеет Василиса, как меняется её походка, и странно было представить, что вот-вот живот уйдёт, но вот криков в соседнем доме, наоборот, прибавится.
Василиса поймала её взгляд и улыбнулась снова.
– Не успеешь заметить, как мой детёныш уже начнёт ходить. – Сказав это, женщина не удержалась и ущипнула Желю за нос – жест, которым здесь баловали маленьких детей.
– Я уже давно тебе не по колено, – сказала Желя, мягко поморщившись, но улыбка всё равно никуда не ушла.
Потом они, продолжая стоять на пороге, немного помолчали.
– Ты идёшь одна? – тихо спросила Василиса. – Возьми провожатого.
– А зачем? Развлекать попутчика лёгким разговором?
– Ладно уж, не кривись. О тебе же забочусь.
Роженица отворила дверь и позвала старшего сына. Прозвучала короткая просьба: принести что-то, кажется, из сундука, но Желя не вслушивалась.
Когда щупленький мальчик вернулся и шмыгнул обратно во двор, Василиса протянула что-то, завёрнутое в кусок потёртой кожи.
– Это?… Нож.
– Нож.
Василиса без лишних слов вложила его в корзинку к Желе. На солнце стала отливать обработанная кожа, сделанная под чехол.
– Но ты лучше в лукошке его не носи, держи ближе к телу.
– И на кого мне с этим охотиться?
Василиса снова хотела ущипнуть Желю, но та увернулась. Однако весёлости у соседки уже не было.
