Читать онлайн Эндрю Кларк - Трость

© Эндрю Кларк, 2020

ISBN 978-5-0051-0005-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В конце сентября, перед трепетным зарождением нового, золотого, красочного месяца наступили внезапные холода, какие были свойственны только крайним северным побережьям раздробленной Священной Римской империи или же Норвегии. Над слегка подмёрзшей землёй почти каждый день расстилался белый перистый туман, а под вечер вплоть до самого утра, иногда прерываясь, моросил хлёсткий дождь, размывая своим постоянством межпросёлочные дороги и разводя в них вязкую грязь, в которой застревали не только тяжёлые торговые возы и телеги, но и обычные экипажные кареты. Ещё бывало так, что тихий и довольно спокойный ветер, следующий со стороны снеговых Альп, нахрапом поднимался ледяным вихрем и начинался слабый, но довольно страшный ураган. Он вяло раскачивал сухие верхушки седеющих золотом дубов и юных вечнозелёных елей; гремели по ночам железные и керамические кровли крыш, взвизгивали скрипящие оконные рамы, а незапертые двери то и дело нерадостно хлопали по каменным или же деревянным стенам крестьянских зданий, в трубах которых бушевал гневный вопль.

В 1650-х годах после религиозно-кровопролитной Тридцатилетней войны за гегемонию в Священной Римской Империи почти по всей её разграбленной территории настала послевоенная скорбная тишина. Но до этой тоски, прошедшим летом ещё больше обострился монетный кризис, и среди многих скупых крестьян пролетали грязные слухи о том, что вот-вот произойдёт великая революция или ещё лучше – государственный переворот. И буквально все с этим соглашались, однако дальше слепой идеи и концепции дело не продвигалось.

Упадок прогрессировал, увеличивая границы между богатыми и бедными, а цены на разную продукцию, даже на самые необходимые продукты приобретали небывалый рост. Странно, но почему-то именно в этот день – двадцать восьмого сентября – погода сказочным образом утихомирилась и даже переменилась. Наступили безмятежные безоблачные деньки, да такие ясные и солнечные, что этому мог позавидовать даже самый тёплый и светлый месяц – июль.

На пустынных русых полях возле старого хлебного города Хехингена растянулись длинные, блестящие слюдяным блеском паутинные пряди, случайно цеплявшиеся за желтовато-красные листья дубов, клёнов, за колючие стебли дикой безъягодной малины, прораставшей везде, где нужно и где нет. Люди юго-западных здешних мест больше всего были подвержены нападкам военного движения французов и в послевоенное время находились на остром краю бедности. А мужчины Хехингена, славившиеся в своих узких кругах своей особой выносливостью и силой, были вынуждены искать себе тяжёлую альтернативную работу, которую так удачно предложил туличный загадочный граф Генрих фон Леманн.

Тень мрачного графа уже много лет соприкасается с роскошным и таинственным замком Гогенцоллерн, и он не часто переступает его порог. Эта древняя каменная крепость располагалась в двух километрах от близлежащего малого городка Хехингена. А на высоте семьсот метров величие серого готичного замка, словно коршун в своём поднебесном гнезде, открыто восхваляло себя на холодном неприступном утёсе одноимённой горы, чей крутой склон славился невероятным разнообразием видов деревьев, окруживших замок своим упоительным великолепием.

В военное время он успешно сыграл роль защиты плодородных земель империи от враждебного натиска западных противников. Тогда по просьбе графа из ближайших торговых столиц, которые также были подвержены нападениям, к нему послали около пятисот мушкетёров и пехотинцев, дабы сдержать предстоящий штурм. Замок выполнил свою задачу, а Генриху почётно присудили ордер защитника крепости. Крепости, чья территория была окружена неприступной, но, к сожалению, частично порушенной и разбитой от артиллерийского штурма каменной стеной. Нижняя часть этой ограды имела дополнительное металлическое утолщение, чтобы стены не размывались от постоянных ливней, однако в последнее время и оно стало подводить.

Широкая ветвистая подъездная дорога ведёт нас прямо к замку, где сразу же за огромными двойными вратами, хрупко-деревянными, с чугунными вставками впереди и со стальными решётками позади, расположилась круговая дорога, ведущая на второй, более живой ярус замка. Там, прямо перед глазами, откуда не возьмись возникала маленькая католическая церковь, окружённая вдоль и поперёк стенами замка и вечно синеющими фиалками, от которой по праздникам доносился тонкий трезвон небольших колоколов. А вдоль ограждённой стены, перед вторым арочным проходом, на небольшой возвышенности, за церковью в ряд стояли древнейшие скульптуры всех прежних владельцев замка Гогенцоллерн, но не было самого графа Генриха вон Леманна и его давно усопших родителей…

Днём строения столь величественного замка сладко утопали в яркой зелени, постепенно принимающей рыжеватый окрас, и тем самым неохотно покоряясь извечному закону природы. С фасада по обыкновению прославлялся прекрасный розарий – граф очень любил и славился им, бережно хранил и вечно прохаживался в глубоком расстройстве и отчаянии, когда из-за похолоданий эти нежные цветы прекращали свой радостный цвет. В том маленьком закутке были представлены розы различных цветов, оттенков и сортов, даже самых редких, как считалось в Европе на тот момент, – тёмно-малиновых, почти что чёрных, таинственных… Они были отделены ото всех небольшими колоннами и ветвистым диким виноградником и роскошным чистым, рядом протекающим родником. Мало кто знает, что эти благородные, словно тень немецкого короля, цветы служат не только драгоценным украшением для мрачного замка, но и для его извечного благоухания, для того, чтобы напоминать всем земным существам о несправедливой скоротечности и хрупкости многих жизней.

Издали Гогенцоллерн кажется таким загадочным и таким опасным в своём архитектурном величии, но забавно то, что если приблизиться к его грязному порогу, к металлическим вратам, то ощущение опасности быстро сменяется в беспринципно лучшую сторону – благоговением к мощи его каменных стен. Гогенцоллерн давным-давно потерял свой первоначальный облик и единую концепцию постройки, ведь замок раз десять, не меньше, перестраивали, реконструировали и всячески дополняли окнами, балконами, зданиями, домами и особым декором.

Его основное здание состоит из большинства старых и нескольких новых готических пристроек и перегородок разной высоты и ширины с остроконечными пиками на керамической серой, отдающей болотной грустью крыше, с ветвистыми узорами на стенах. А его массивные коварные решётки, повешенные практически на всех узких окнах, страшат и манят взор каждого жителя Хехингена. Они, подобно вечному сну, делают замок невзрачным в плане восхищения его красоты, однако это так же воспевает его как грозного величественного правителя без капли сострадания в душе.

По ночам в подземных казематах, кротко выглядывающих из-под стен в одинокой горе, вход в которые расположился со стороны внутреннего дворика, горел яркий свет, отчего интерес деревенских жителей только возрастал, а после войны стали слыть легенды о том, что в тех темницах тёмный граф жестоко пытал и издевался над своими французскими пленниками. И именно об этом шла речь местных особ в одном из маленьких бревенчатых питейных заведений Хехингена под вполне обычным неброским названием «Старый Дворик».

– Да ладно тебе, дружище, ну, чего ты боишься? Комеражей? Пустых слухов, сплетен? – громко на весь салон отвечал толстый фермер своему крепкому, уставшему от трудной работы другу-кузнецу, кротко попивавшему полулитровый деревянный стакан живого пива. Однако кузнец был не из болтливых и всё время увиливал от нарастающих вопросов. – Поработаешь, потаскаешь камня, поколотишь там чего-нибудь эдакого, поделаешь вид, что что-то делаешь, и всё – делов-то? Проще пареной свёклы!

– Так, это тебе так просто, а мне даже от вида этого замка как-то… не по себе…

– Не по себе? Тебе-то? Ты посмотри на себя! Я таких верзил не видывал в жизни! Тело мощнее скалистых гор, плечи, словно степные барханы, а мышцы твои прочнее стали и шире моего живота! А ты боишься разрушенного замка?! – на последнем вздохе вытянул каждую букву брюхан и залился на всю трактирную лавку продолжительным тонким смехом, напоминающим подобие крика большой птицы, наевшейся забродивших ягод. Он, придерживая руками скачущий из стороны в сторону живот, скрывал от лишних взоров свои красные от хмеля пышные щёки.

Кузнец прикрыл потной ладонью низкий лоб и изредка поглядывал на людей, сидящих вокруг. Но ими особо никто не интересовался, видимо, такая шумная пара ещё не верх происшествий в данном заведении. Через некоторое время собеседникам без особой оглядки подошла весёлая пожилая кельнерша в зелёном платьице и в белом традиционном переднике, с перевязанным по краю крестом из коричневых нитей. Её внешность не была столь интересной и привлекательной, и даже изредка напоминала более восточную, нежели северную национальность. Нос с большой горбинкой, вся кожа смугловатая и опущенная от старости лет, волосы тоже не шибко светлые, а глаза и подавно под слабым освещением приобретали чёрный оттенок. Она поставила на их стол две деревянные кружки пива, из которых сочилась нежная пористая пенка. К тому времени толстяк слегка угомонился и, неловко поправив свой позолоченный пояс, развернулся пузом к неожиданной гостье и к её хмельному подарку.

Дама кротко вгляделась в ярко-бронзовые глаза двух недавно о чём-то споривших молодых товарищей. Они были явно удивлены происходящим и ждали ответа от кельнерши, и она, вытянув свою сухую старческую шею, поправив белую сеточную шапочку на слегка поседевших волосах, уселась за их трёхместный столик, который находился прямо на середине трактира под металлической люстрой, оснащённой шестью свечами. Был далеко не вечер, однако они всё же капали своим жарким воском на подставленные блюдца и создавали приятный, ничем несравнимый аромат.

– Извините, но мы не заказывали это пиво, – косолапо супротивился фермер, поглядывая на своего столь же непонимающего друга, но он был явно не против отведать ещё одну порцию пива.

– Ох, господа, примите это, как за счёт заведения, только тс-с… – прошептала столовая дама, поправив светлый, выпавший из-под шапочки локон, и, отодвинув пиво к недоумевающим, пронаблюдала за их пассивной реакцией: кузнец одним махом, не раздумывая, влил в себя принесённые пол-литра даже ничего не почуяв; фермер лишь только после того, как выпил его собеседник, медленно вдохнул свежий хмельной аромат и, не найдя в нём подвоха, сделал кривой глоток и отставил стакан.

– Признаюсь вам, мои молодые люди, я подслушала ваш разговор о замке Гогенцоллерне и о самом его правителе – Генрихе, и хотела бы вас в кое в чём подправить. Видите ли, моя дочь прислуживает тому графу уже вот целых десять лет, и дело в том, он никому не разрешает просто так входить или выходить за стены замка без его полного веления. Однако однажды как-то вечером я всё же подкараулила свою дочь, вышедшую из крепости за летним побором малины… Это было рискованно, ибо моё вмешательство могло бы стоить ей её работы, Но вы бы видели её счастливое, всё ещё молодое личико, ах, как она была рада видеть меня и поведать мне всё о своей нелёгкой жизни в замке… О том, как она каждый день выполняла сотни разнообразных услужливых действий надзирательницы: от полировки латных доспехов до рассказа вечерних баллад для графа. И она почти целый час трезвонила мне об невероятном укладе замка, о том, какой он великолепный и красивый, что я даже решила, что она слегка… ну, того – сбрендила. Но это было не так, моя дочурка вполне осталась всё такой же лапушкой и умницей… Эх, поскорей бы настал тот момент, когда я смогу вновь увидеться с ней…