Могучий пароходный зов потряс воздух. К гудку присоединился второй, третий. И тотчас, точно солнце ждало этой минуты, красный свет упал на бухту, окрасил её, и вспыхнули красным пароходные силуэты, море и дальние сопки, и заснеженные склоны запылали в ослепительно-розовом.
Вряд ли найдётся человек, который в минуту душевной, так сказать, важной для жизни сосредоточенности может спокойно услышать далёкий ход паровоза за лесом, ночной призыв электрички, заоблачный гул самолёта или пароходный гудок. Эти звуки приходят к нам как напоминание о пространствах, о наших пращурах: бродячих охотниках и собирателях, о предках-кочевниках, которые ногами открывали неизученную планету, открывали материки, степи, горные хребты, лесные пространства и пустыни. Никогда не придёт время, когда человек будет равнодушен к сигналам дороги: гудкам, стартовым командам, рёву оживших двигателей, как раньше он не был равнодушен к ржанию коней, стуку копыт и колёс, сиплому крику караванных верблюдов. И потому звуки дороги окрашивают мгновение жизни, в котором мы их услыхали, неповторимой краской нашего бытия.
Город, разбросанный по склонам, светился огнями сквозь белый сумрак полярного дня. Лёгкий туман окутывал и бухту. Сквозь туман просвечивали разноцветные огни кораблей. Сашка, оскальзываясь, шёл по камням. Невдалеке визжали моторы кранов, ухали грузы, мегафон разносил резкую командную речь, во всё это врезались сирены катеров, короткие деловые гудки. Порт работал.
Порт
Огромные ворота порта принимали в себя вереницы машин. Обратно машины выходили нагруженные контейнерами с заморскими надписями, тюками, мешками. За воротами слышался лязг, и краны вздымали в небо забитые грузом многотонные сетки, которые издали казались просто кулёчками.
Глазея на машины, на краны, Сашка шёл как лунатик, пока дорогу ему не преградил крепко вооружённый казах в белом полушубке.
– Пропуск!
– Мне в порт.
– Зачем тебе порт?
– Хочу поступить на судно.
– Пропуск давай.
– Откуда у меня пропуск?
– Обратно ходи! – грозно сказал казах.
– Посмотреть хоть пусти.
– Ходи! Хуже будет. – Охранник перехватил автомат.
– Эх, – вздохнул Сашка.
– Нельзя, товарищ. Порт – это…
– Место, где стоят корабли…
– Правильно! Значит, что? Значит, нельзя!
Сашка отошёл от проходной. Прислонился к груде исполосованных надписями ящиков.
Мимо в обе стороны тяжело ревели грузовики, обдавая его пылью, гарью выхлопных газов. Плотной кучкой прошли иностранные моряки в круглых шапочках с помпонами, загорелые белозубые ребята.
И возник Николай Шаваносов, странный человек в длинном пальто, у причала.
«В корабельной гавани легче думать о назначении жизни. Корабли объединяют мудрость человеческой мысли и красоту природы».
Занимая тротуар, чётким курсом по направлению к ресторану «Арктика» шли трое парнишек в импортных галстуках, плащиках и туфлях заграничного производства. Но физиономии у парнишек, несомненно, были свои, российские, и любой, кто хоть день прожил в этом городе, определил бы в них торговых морячков, отпущенных сегодня на берег в знак прибытия на родину после долгого времени в дальних морях.
– Ребята, – устремился к ним Сашка.
– Слушаем, кореш, – остановился светловолосый крепыш. Остальные сгруппировались вокруг него на всякий случай (…Помню, как на одной улочке в Вальпараисо, глубокой ночью…).
– Вы с судна?
– Точно, – сказал крепыш и поправил узел марсианского галстука. – С шипа, браток.
