Шокированно таращусь на него. Открываю рот и при этом пытаюсь переварить его слова. Получается паршиво.
– Что ты сказал? – горло перехватывает, и из меня вылетает что-то похожее на мышиный писк.
Мирон пожимает плечами, как будто все идет, как и должно.
– Я сказал, что ты, – он утыкает в меня палец, – пока не созрела на замужество.
– То есть я теперь первое зло в глазах Матвея Яковлевича.
Мирон хмыкает и мотает головой.
– Не переживай, Витаминка. В глазах моего деда ты жертва коварного меня. Я рассказал остальное так, как мы и договорились: не поверил, что мои, – Мирон кивает на тройняшек, – и отправил на аборт. Поверь, это перебило информацию о твоем нежелании выходить за меня замуж.
Краснею. Становится стыдно за то, что я эгоистично подумала о себе. Хотя, представляю, как нелегко было в том разговоре Мирону.
– Извини.
Он мотает головой.
– Пойдем лучше, поедим. После дороги.
Смотрю виновато на спящую дочь, и Мирон о чем-то задумывается. На его лице появляется улыбка, и она уже более искренняя. Его отпускает… я это чувствую по изменившейся ауре.
– Ладно, сторожи дочь. Я сейчас.
Так же тихо прокрадывается мимо сыновей. Они только мельком смотрят на него и продолжают заниматься своими делами. Мои крошки. Полгода, а они уже понимают, когда можно шуметь, а когда стоит молча поиграть друг с другом.
Мирон скрывается за дверью, а я стараюсь угадать, что же он там такого придумал. Но все мои мысли разбиваются, когда Мирон возвращается в нашу комнату…
Он не заставляет ждать себя долго, хотя я сижу как на раскаленных углях и слушаю, как настенные часы отсчитывают секунды.
Ваня подползает ко мне и протягивает маленькую мягкую игрушку. Улыбаюсь, беру из его рук подношение и начинаю щекотать. Сын смеется беззубым ротиком, и в это время дверь медленно распахивается.
На пороге Мирон с подносом, уставленным всевозможными тарелками. Вздергиваю бровь, пока он подходит ко мне, сосредоточенно следя за руками. Да и вообще, складывается ощущение, что он впервые в образе официанта. От этой мысли фыркаю и перехватываю взгляд, полный подозрения.
– И что тебя так развеселило, Витаминка?
А я не могу остановиться и продолжаю хихикать, пока в животе не начинает покалывать. Выдуваю воздух.
– Просто мне показалось, что ты не очень дружишь с этой штукой, – обвожу пальцем поднос.
Золотухин надувает губы. Осторожно ставит все на прикроватную тумбочку.
– На самом деле, так и есть. Я ни разу не носился по этажам с этой штуковиной, – переходит на шепот и подмигивает, – видишь, на какие жертвы я иду ради тебя.
Скептично угукаю.
– Ты на эти жертвы идешь ради себя, Мирон. Я тут точно ни при чем.
Мирон качает головой и усаживается на полу.
– Угощайся, – приглашающе кивает, двигается, чтобы я села рядом.
Я ахаю при виде разнообразия еды, а желудок тут же подает признаки жизни. Золотухин фыркает, протягивает вилку.
– Я не знал, что ты предпочтешь, и притаранил все, что попалось под руку.
– Спасибо, Мирон. Выглядит все очень вкусно и аппетитно.
За едой болтаем о всяких пустяках. Вспоминаем универ, Мирон узнает про Радку, а мне при воспоминаниях о подруге становится грустно. Золотухин тут же сворачивает разговор в другое русло, за что я ему бесконечно благодарна. Нашу болтовню прерывают обычные хлопоты с тройняшками.
Мирон внимательно следит за моими действиями, и я под этим его взглядом краснею.
– Тебя смущают мои взгляды? – Мирон подает мне игрушку для Сони.
