И я только через минуту могу выдохнуть, когда в комнате воцаряется тишина. Золотухин с трудом поднимается с пола и потирает спину.
– Мать его, это было больно, – стонет и идет в сторону кровати.
Присаживается на край, откидывает голову, смотрит в потолок. А я смотрю на его профиль в лунном свете. Красиво…
Трясу головой. Красиво, но это не важно. Мне нужно постоянно помнить, какой он гад и как он со мной поступил. Не дал даже возможности все рассказать и объяснить. А сейчас… у меня нет такого желания – говорить ему, что тройняшки и правда от него.
Перебьется…
Эта злость на него моментально меня отрезвляет.
– Витаминка, – темные в ночном свете глаза впиваются в мою застывшую фигуру, и я ощущаю, как внизу живота начинает покалывать.
– Чего тебе? – бурчу, переступая с ноги на ногу.
Торопливым движением убираю волосы за ухо.
– Помни спинку, а?
Хлопаю глазами от такой наглости.
– Прости? – на всякий случай переспрашиваю.
Ну не может же он на полном серьезе у меня о таком просить. Но…
– Спинку помни, ну хотя бы погладь, – в его голосе столько мольбы, что можно было бы и дрогнуть.
Да любая девчонка на моем месте вприпрыжку бы уже неслась к кровати и разминала руки. Но я не любая, и не состою в клубе его поклонниц и почитательниц.
– Перебьешься, золотце, – отстреливаю и разворачиваюсь к выходу.
– А ты куда собралась?
Закатываю глаза к потолку.
– Ну раз уж ты меня разбудил, то схожу приготовлю малышам смесь. Они скоро уже проснутся, чтобы поесть.
Мирон заторможенно поворачивает голову в сторону спящих детей и подскакивает.
– Я с тобой.
Хмыкаю.
– Страшно оставаться одному с тремя детьми?
Ну не могу я упустить возможность подколоть его. Ничего не могу поделать с собой.
– Очень страшно. Вдруг они меня слопают вместо смеси, – отшучивается Мирон, чем вызывает мой громкий смешок.
– Ты для них неаппетитный пока.
– И все-таки, я с тобой.
Бочком пробирается ко мне. Пожимаю плечами.
– Не думала, что ты такой трус.
Мирон дергается.
– Кто трус? Я трус? Ну вот уж нет. Просто…
Замолкает и передергивает плечами.
– Просто ты боишься, я поняла. Идем уже.
Остаток ночи проходит без происшествий, если не считать того, что Мирон вторую попытку поспать предпринял на полу и всю оставшуюся ночь недовольно бурчал, что его ребра к утру превратятся в труху, а сам он не отдерет себя от ковра.
Но я даже и не думала предлагать ему спать в кровати с нами.
10. Глава 10
Меня будит звук подъезжающей машины. С неохотой открываю один глаз и натыкаюсь на мордашку Дани. Вздрагиваю от неожиданности. Он внимательно следит за мной.
– И давно ты так лежишь, наблюдая за мной, пирожочек? – глажу его по румяной щечке.
Даня хватает меня за руку и подтягивается, чтобы сесть. Ваня тут же приходит в движение. Сонно моргает и смотрит на брата.
– Ну вот, Дань, ты всех перебудишь, пирожочек, – в моем голосе нет недовольства.
Наоборот, какая-то радость от наступившего дня. От солнца, которое в окошки светит и озаряет комнату.
– Приехал, походу. Внучок, – раздается из-под кровати.
Моментально весь остаток сна с меня слетает. Перекатываюсь на живот и заглядываю на пол. Мирон разминает спину и встречается со мной взглядом.
– Доброе утро? – почему-то выходит вопросом.
Золотухин весь кривится и косится на подушки, разбросанные по полу.
– Вот знаешь, у вас оно явно добрее, – недовольно бурчит, вскакивает в прыжке на ноги.
Хоть он и одет в майку и шорты, но я ничего не могу поделать со взглядом, который с наслаждением осматривает его подтянутое тело. Глаза задерживаются на прессе, который угадывается под тканью одежды.
