Филипп снова отпил, на этот раз медленно, крохотными глотками. Дмитрий следил за неестественно розовым лицом друга. Внезапно понял, что тому просто не хочется отвечать. Но он молчал, терпеливо ждал.
– Не знаю, – ответил Филипп наконец. – И никто не ответит.
– Почему?
– Это раньше народ был един… Все было понятно. А сейчас… Ну, предположим, Турция пришла и заявила, что ликвидирует Россию вслед за Курдистаном. Но населения России, мол, это ничем не заденет! Все могут все так же жить, работать, смотреть телевизор, ходить по бабам. Только в паспорте будет записано, что отныне – турки. И флаг поменяют, как и символику. Как ты сказал, первый раз, что ли? Ну а дошкольники должны будут выучить турецкий язык. А уже правнуки примут ислам и прочие законы. Конечно, отдельные группки вступят в драку. Но ты спрашиваешь, начнется ли всеобщее сопротивление? Или через пару поколений от русских останется то же, что и от половцев? Дима, спроси у меня чего-нибудь полегче. Но ты знаешь, и я знаю, что мы двое – встанем и будем драться. Неважно, если окажемся только мы двое.
Они пили молоко, словно это был чистый спирт: морщась, хмелея. В головах стучали злые мысли.
– А наступает не какая-нибудь Шри-Ланка, – вздохнул Дмитрий. – Прет, как танк, Империя. У нее в информационных бомбах заряды покруче атомных… Сдается мне, что на следующей неделе я уже не смогу тебя проведать.
Филипп насторожился:
– Снова исчезнешь?.. В прошлый раз мы уж черт-те что думали!
– Похоже.
Филипп повесил голову. Неестественно розовое лицо было неподвижно, лицевые мышцы слушались еще плохо, но Дмитрий и по неподвижному лицу уловил, насколько другу сейчас гадко.
– Пока я лежал в госпиталях, – проговорил Филипп глухо, – много думалось… Сам знаешь, когда заняться нечем, только лежи и пялься в потолок, даже газету не поднять, то что еще, как не думать? Мы ж думаем всегда в –последнюю очередь, когда уж совсем нечем больше заняться…
– Ну, – возразил Дмитрий, – не скажи! Вот в нашей палате такие медсестры были… гм… Когда наклоняется над тобой, термометр чтобы, а ее сиськи вот-вот тебе на морду, то, скажу тебе…
– Да что медсестры, – тоскливо возразил Филипп.
– Не скажи, – повторил Дмитрий. – Те, кому с постели можно было только через месяц, уже через три дня на костылях ковыляли! Чтоб, значит, в ночное дежурство к ним в дежурку… Я уж потом подумал, что главврач, зараза, нарочно таких понабрал… Чтоб мы долго не валялись в постелях на дармовых харчах.
– Да, медсестры были, – отмахнулся Филипп. – Но не с моей же рожей… Это ж не нога перебитая! Так что лежал и думал. В прошлой жизни когда думать? Да и кто думает?.. Все только принимаем решения! От грузчика до президента. А эти решения уже кем-то заготовлены, лежат внутри нас… Думал и о том, что мы сделали. Ну, это чисто по-русски: сперва сделать, потом подумать.
– И над чем же ты ломал голову? – поинтересовался Дмитрий. – Медсестры у вас там были… я присмотрел парочку. Сам бы ногу переломал, только бы полежать там.
Филипп ответил без улыбки:
– Думал о самой сути террора.
– А что о нем думать, – сказал Дмитрий легко, друг и без того невеселый, как сыч в пустом сарае, – террор надо делать!.. Наше дело правое, гадов надо бить.
– А не беспокоит, что мы со своим терроризмом вроде бы остались одни? Ну, мы и страны Востока. Да и те не все, не все… А мир сейчас помешан на компромиссах!
