Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия - страница 40

– Юродивый, ты лучше молчи! Молчи, и всё! Никому ничего не говори, лучше молчи.

Но Юродивому хотелось поговорить и обсудить ужасающее событие, его всего распирало от этой жуткой истории. А Мэри отпила вино из бокала и сказала:

– А такое я по работе своей каждый день вижу и слышу. Так, Юродивый, это беси были, что на картинах художников? А-ха-ха!

– Да, матушка, вся жадность и искушения в человеках от бесов! А ты, Поэт, что молчишь?

– По-разному бывает – то любовь побеждает, то жадность от бесов, а мы поле битвы. И куда мы повернём, зависит от нас, только от нас. Нечего пенять на других.

– Правильно, золотые слова. А то он нас обвинил! Постник сам их впустил. Страшно, как бился под бесами, жутко смотреть!

– Да уж, Юродивый, страху было полно.

– А как он полз обратно в храм? Жуть! И жалко мне стало его, беднягу.

– Кто полз? О ком вы?

Поэт ответил:

– Обо всех нас говорим, о грешных и раскаявшихся, что к Господу Богу обратно ползут.

– Так что же вы видели? Что вы молчите?

Но Юродивый перекрестился и сказал:

– Ей, Господи, не введи в искушение нас и избавь от лукавого в нас. Я Тебя очень-очень, Боже, прошу!

– Аминь, – поддержали хором Поэт и красавица Мэри.

А Поэт сказал:

– Во как бывает! У тебя свои планы, у Бога на тебя свои планы, и у бесов свои на тебя, а ты, как хочешь, так и вертись. Что-то устал я, прилягу.

– Я, милый, выключу большой свет, пусть свечи горят.

Мэри ласково провела ладонью по упрямым волосам Поэта, наклонилась к нему и с нежностью, на которую способна только любящая и любимая женщина, поцеловала его. Посмотрела на спящего с гордостью и восхищением, как на Бога или прекрасного Ангела, и прошептала ему:

– Только ты… Я только твоя. Ты мой Великий Гэтсби. Обожаю, люблю тебя… Или я ещё сплю?

В это время Юродивый брызгал святой водой на всё вокруг в кабинете:

– Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, троическое явися Тебе поклонение… Э-э, что? Какой Гэтсби?

Мэри не могла налюбоваться любимым, но услышала вопрос, обернулась и ответила:

– Великий… Так признайтесь, что же вы видели? Юродивый, миленький, умоляю, расскажите же мне!

– Не могу вам сказать – слово дал! Честное слово дал – молчать об этом. И вы молчите!

– О чём же молчать?

– Истину вам говорю – самое страшное! Я мёртвых видел по жизни, и много, но тут… страху! Нечисть, и страх! Я крепкий мужик, но тут, признаюсь как на духу – чуть не обосрался от ужаса.

– О Господи!

– А Поэт их, нечистей и вурдалаков, молитвой прогнал! Да, святую молитву кричал и крестом изгонял! Свят, свят! (Святой водой окроплял всё вокруг.) Как червей тысячу выгнал! Из человека! Это было страшно!

– О, мамма мия! Скажите, что это неправда!

– Вот истинный крест! И пусть меня разорвало на части, если наврал! Вах!

– Ой! Страшно! Я вам верю.

– Правда. Это правда. Вот истинный крест!

– А чем всё закончилось?

– Постник снова нам брат. Вы лучше идите к себе, Матушка, идите, идите отсюда. А я вот тут на полу в кабинете посплю. Не беспокойтесь, и помолюсь за него при свечах. У меня сильная молитва есть для него, уверяю – завтра будет в порядке, как этот, м-м-м, Эверест. Нет, Казбек. Точно – Казбек! Мой брат Поэт – золотой человек. Спи братка, таких надо беречь.

Юродивый окропил всё вокруг и, крепко держа в руке храмовый крест, опустился на колени, открыл молитвенник при свечах, начал молитвы читать и креститься: «Спаси нас, Господь, своей Благодатью…»