Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия - страница 52

– Слава Богу. Но в следующий раз за наглость Бог накажет меня-а-а, убьёт Он меня-а-а! Навечно убьёт! За самовольство моё, за грехи! Боже мой, прости Ты меня, прости, я больше не буду… За что Ты, Господи, любишь меня? А?

– Угодил ты Ему! Покаянием. Свет сверху лился на тебя, и Ангелы были, а Святой Дух вверх прошёл над тобою.

– Я больше не буду, не буду…

– Не плачь.

– Почему оживил? А? Я не Лазарь! Я хуже во сто крат! А, Юродивый? Брат?

– Братка, не плачь, Божья Матушка за тебя заступилась, Бог помиловал за молитвы Её! И Они любят тебя – не отпустили «домой».

– Не отпустили меня. Зачем-то и правда я нужен Ему?

– Значит, не всё ещё сделал! Ты, Поэт! Поэт на земле!

– А? На земле?

– Не отпустили тебя!

Поэт криво улыбнулся и, потрясённый, в шоке кивнул со слезами, добавил:

– Я не умер? Не отпустили?

– Ты нужен здесь!

– Зачем? А? Страшно подумать мне…

Юродивый успокаивал:

– Ну что ты, Поэт? Ну что ты, братка? Не плачь, радуйся!

И Поэт несколько раз глубоко вздохнул:

– Да, давай радоваться.

Рядом появилась Мэри:

– Поэт? Любимый!

Поэт притянул Мэри к себе. Она закрыла в объятьях глаза и улыбнулась для поцелуя. Поэт посмотрел на её лицо и улыбку:

– Ангел мой…

– Я не надеялась!

– Здесь надо верить, и только верить, мой Ангел… Ангел.

– Это ты Ангел мой! Люблю, люблю! Я обожаю тебя! (Она взяла его лицо в свои руки и бесконечно целовала.)

На Поэта накинули тулуп, и все обнимали его, благодарили, фотографировались с ним, снова обнимали его (и вместе, и по очереди), целовали, кричали от радости. Праздник был у людей! Будто раньше им не хватало кислороду, а теперь дали навалом его – дыши всласть, радуйся и живи. И все, кто был в храме и каялся, молился и пел, были в восторге от Благодати! И светились от счастья!

Когда люди немного отошли от потрясения, Художники весёлой толпой повели дорогих гостей за большой стол. Поэта торжественно несли на руках – он был ещё слишком слаб. Мэри нежно поддерживала голову любимого и, счастливая, постоянно наклонялась и целовала его. Вошли в трапезную, встали у большого стола, помолились перед обедом (суп и пельмени) и закусили. Все были счастливы! Девушки пили кагор, и Мэри выпила с ними. Юродивый был фантастически счастлив, и радостно всех обнимал, и кричал на весь стол, а все ему вторили.

Среди всеобщего ликования Поэт поднялся и сказал:

– Друзья, братья и сёстры! Что видели сегодня – сберегите в сердце своём, идите в храм и отдайте Богу что вы должны; и не говорите об этом неверующим, ибо затопчут; не хвастайтесь, ибо слетятся стервятники и будут клевать; а скажите об этом всем оглашенным, что приобщились к тайне Благодати великой. Иже ещё донесите до верных, чтобы тоже сорадовались, и берегли Благодать, и зажигали души свои с высочайших небес.

А Мэри радостно вскрикнула:

– У меня итальянские мурашки побежали по коже! Смотрите, посмотрите на руку мою! Смотрите же все!

Поэт, довольный, тихо сказал:

– Да, это чистая Благодать, это как золото, высшая проба.

А в ответ ему уже говорили:

– Спасибо, Поэт!

– Спасибо, брат!

– Вы самый… Вы самый!

– Стоп! Ещё раз скажете «самый» – и я в морду дам. На Литургии, на Евхаристии надо Благодать всем получать. Митрополит молился за вас! И я из-за вас чуть не умер! Запомните, братья, вся слава только Ему. А Благодать божия, да, она теперь с вами (и улыбнулся устало), берегите её.

– Да! – пообещали хором.

Все разом воодушевлённо и радостно кричали, и прыгали, как дети, и весело, восторженно говорили с Поэтом, обнимались с ним, фотографировались и хотели с ним выпить. А он вымученно всем улыбался: