– Сыграть? – опешил я – Но я на рояле не умею! – за окном было лето, и слышно было пение птиц.
– А на чем умеете? – проректор смотрел испытующе.
– На аккордеоне.
– Ну, поскольку вы задумали стать композитором, вам все же более подошло бы умение играть на фортепиано. Знаете что, молодой человек, тут неподалеку есть музыкальное училище имени Александра Порфирьевича Бородина. Отучившись в нем, вы смело можете поступать в консерваторию!
И я пошел в училище Бородина, Александра Порфирьевича. Там сообщили, что получить образование в училище практически для такого уже восемнадцатилетнего перестарка невозможно. Что гораздо перспективней учиться у частного педагога. Дали телефон, сказали, что учительницу зовут Инна.
Инна проживала вместе с мужем, маленьким ребенком и матерью на 4-й Советской улице. Договорился о занятиях раз в неделю с месячной оплатой уроков в сумме 16 рублей. Пару лет спустя узнал, что на самом деле за уроки Инна берет с ученика в месяц не 16, а 20 рублей. Конфуз, конечно, но Инна отказалась брать доплату.
Замечательная музыкантша, Инна была ученицей блестящей пианистки Есиповой. И под руководством Инны за полгода я прошел путь 5-ти классов музыкальной школы. Об этом стало известно после устроенного Инной экзамена, на котором были ее товарищи-музыканты.
Надо признать, что в то время я уже не работал. Мама разрешила, когда после серьезного со мной разговора стало ясно, что хочу бросить институт с тем, чтобы учиться на композитора.
Мама решила, что бросать институт не нужно, но что работать мне на время учебы не обязательно, более того, что она будет платить и за частные уроки.
Мама покинула мир в 2003 году. Я остаюсь перед ней виноват, да и перед отцом – тоже. А папа моих занятий музыкой в студенчестве не одобрял, ему мешали звуки пианино.
Мама была классным врачом-терапевтом и почти до самой смерти работала, даже когда была на пенсии – не хотели ее отпускать! А папа преодолел путь от чернорабочего, учась на вечернем в Военмехе, до начальника цеха завода «Большевик». Цельный и волевой человек!
Когда приглашенные моей учительницей педагоги, конклав музыкантов определили мне класс как после 5 лет обучения в музыкальной школе, Инна задумала показать талант своему знакомому композитору. С ним они учились в консерватории. Мне сказала, что нужно что-нибудь сочинить для того, чтоб не идти с пустыми руками.
Она немножечко, наверное, не доработала, выпустив меня с тем ничтожным опусом, который я вымучил, придумав банальное оформление романсом пушкинского стихотворения «Слеза». Получившуюся муть попытался представить на встрече композитору, тот поморщился и сказал Инне негромко о том, что ничего особенного во мне не находит.
Мягко говоря. И это был второй случай, когда я поверил специалисту в то время, когда надо было верить в себя!
Конечно, я не бросил заниматься сразу, а еще года полтора телепался, занимаясь через пень-колоду все меньше и меньше, находя причины для отлыниваний. И когда все-таки стал устраиваться на работу в марте 70-го, будущий начальник Рэм Анатольевич Житников, узнав о том, что я еще и музыке учусь, кинул взгляд, и заметил: «Это совершенно невозможно!»
Но лаборантом кафедры Квантовой электроники в Политехнический я был принят. С тех пор жизнь повернула в другую сторону.
В конце ноября 68-го случайно узнал, что Виолетта занимается с ансамблем Моисеева в спортивном зале одной средней школы, специально приспособленном для танцев. Отправившись туда однажды, так же случайно застал всех на месте. Ждать пришлось с полчасика. После чего Виолетта, уже знавшая о том, что я здесь, нашла компанию для похода в кино.
