– Как знать, Аркадий Степанович, как знать? – протянул Гриша, косясь в сторону подсобки.
– Я понимаю, что мне на иное не рассчитывать, но приказать самому себе… фактически заставить себя жениться на подобной женщине… однажды я попытался. Да. Но она отказала мне.
– Вот как?
– Я приметил женщину несколько лет тому назад. Ей было немногим больше тридцати, она хорошо выглядела, вдова, ребенок у нее тоже умер, и мне показалось, что с манерами у нее более или менее все сносно, во всяком случае, она была не глупа, и остальному ее можно было бы обучить. Но… она дала мне понять, что я, как жених, уже давно вышел в тираж. Более я попыток не делал, да признаться и достойной кандидатуры не встречал… ах, чего уж я заговариваюсь! Достойной! Сам то каков, старый пень! – мужчина засмеялся с некоторой горечью и стал постукивать пальцами по прилавку.
– А… может быть, стоит попробовать опять? – Гриша очень медленно складывал пирожные в коробку, тянул время, как мог и то и дело поглядывал на Сашу, чье лицо скрывала портьера.
Старик сделал какой-то неопределенный жест. Гриша не понял, но, увидев гримасу Саши, недовольную и нетерпеливую, воскликнул:
– А если я помогу вам?! Ведь вы хотите жениться!
Мужчина поднял на парня удивленные глаза.
– Ты-то? – и захохотал.
– А что? Я знаю одну девушку…
– Ой! Вот уж юных особ прибереги-ка для себя. Не стану я свои седины позорить, прося руки девственницы, раз особа зрелая и неглупая указала мне на дверь.
– Напрасно, Аркадий Степанович. Эта девушка, бедная сиротка, очень хороша собой и, могу поспорить, не менее рассудительна, чем та дама, о которой вы столько сказали. А, не имея семьи, вам и хлопот с такой женой меньше. И… если она согласится стать супругой уважаемого господина в летах, образованного и доброго, то почему нет? К тому же, она отличается отменным здоровьем, а это разве не гарантия удачного продления вашего славного рода? Ведь женщины, они, как цветы – чуть упустишь и все! Пока роза юна и свежа и бутоны у нее сочные! Дети, то бишь, румяные.
– Ох, Гришка! Чего ты хитришь?
– Я? – вздрогнул парень. – Почему?
– Ты так ее расписал… да, кто она тебе? Чего же сам не женишься? Или не нагулялся?
– Она, как я уже сказал, особа не по годам разумная. А я напротив, баламут. Не пара я ей. А девочку жалко. Сам я ей портить жизнь не желаю, а помочь хочу. Мне кажется, с вами ей будет хорошо. И вам за нее краснеть не придется. Жаль бедняжку, работает за гроши, живет у дальней родни, которая ее ни во что не ставит… не жизнь, а слезы одни. И это при ее то красоте!
– Да-а? Интересно. Что, так уж хороша?
Гриша причмокнул.
– Бриллиант! Персик из бриллианта! Как раз тот самый идеал совершенства, который вы искали в годы бурной юности. Только вот, родилась она тому шестнадцать годков.
– Всего шестнадцать?
– Только что исполнилось.
– Дитя! – старик махнул рукой.
– Отнюдь! Женщина!
– Да ты не влюблен?
– Я влюблен во всех женщин сразу!
– Бабник!
Гриша приосанился.
– Мужчина.
– Ох, ох!
– Так как?
– Что?
– Ну… я о Сашеньке.
– А, так ее Сашенькой зовут?
– Сашенькой. Можно и Шурочкой.
Старик прыснул со смеху.
– Аркадий Степанович! Я же от чистого сердца.
– Разумеется.
– Так… как?
– А никак. Вот, если мне так и не доведется жениться, тогда я твою Сашеньку или Шурочку удочерю. Ха-ха! – и старик двинулся к выходу.
– А горничная вашему хозяину не нужна?
– Увы, юноша. У нас полный штат.
– Черт! – прошептал Гриша, чувствуя себя полностью сконфуженным перед Сашей. – Что делать? – он развел руками.
