Труженик Божий. Жизнеописание архимандрита Наума (Байбородина) - страница 4

Однако, несмотря на все усилия, умения и смекалку, результат упорного труда русского крестьянина все равно нередко оставался непредсказуемым. Слишком многое в зоне «рискованного земледелия», к которой относится подавляющая часть русских земель, зависело от капризов переменчивого климата. То сушь, то дождь, то вёдро, то снег, то зной – вот и получалось, что сколько бы ни старался труженик, а об урожае оставалось только молиться. Так с детства и заучивал русский крестьянин, что «без Бога – ни до порога», молился сам и учил молиться детей и внуков.

А поскольку молитва без добрых дел – как птица без крыльев, то старался сельчанин жить всегда в страхе Божием и в церковной ограде, видя в богослужении не тяжкую повинность, а жизненную необходимость – и, конечно же, красоту. Хотя многие крестьяне были неграмотны, но, внимательно вслушиваясь в церковное чтение и пение, развивали ум и укрепляли веру, приобретая с годами мудрость и рассуждение.

Так и проводил свою жизнь русский крестьянин в миру, словно в монастыре, в точности по старинной поговорке: «Свет инокам – Ангелы, свет мирянам – иноки». И если уж доводилось ему вступить в монастырское братство, то здесь находил он много знакомого и сродного себе с детства, вливаясь в монастырскую жизнь, как в родную стихию. Тем более что известна она была ему и по опыту «хождений на богомолье» – паломнических путешествий к ближним и дальним святыням, в которые крестьянские семьи порой отправлялись почти в полном составе. Во многих местах существовал обычай отправлять юношей и девушек на воспитание в монастыри на полгода или год перед тем, как для них должна была начаться взрослая жизнь, – тем более что в монастыре нередко уже подвизался кто-нибудь из родни и мог присмотреть за молодежью. Обычай этот был очень распространенным – архангельские поморы, например, считали обязательной частью воспитания юноши год, проведенный в послушниках Соловецкого монастыря.

Хотя отец Наум родился уже в то время, когда весь вековой уклад благочестивой крестьянской жизни стремительно разрушался, однако веру предков трудно было искоренить в первом же поколении рожденных в Стране Советов. А то, что происходил отец Наум из старинного крестьянского рода, известно из истории его семьи.

В миру будущего Старца звали Николай Александрович Байбородин. Фамилия Байбородин – редкая, ее можно встретить не в каждом словаре и справочнике. Необычным образом соединились в ней два не самых примечательных слова – «бай» и «борода». Слово «бай» – того же корня и значения, что и старинное русское слово «баять», то есть «говорить», «рассказывать»[1]. Мы до сих пор, не задумываясь об изначальном смысле этого корня, используем его в нашей речи, когда говорим, что кто-то – «обаятельный» или же рассказывает нам «байки». Этим же словом могли назвать и хорошего рассказчика, речистого человека, а вот слово «байбора» или «байбола» еще в XIX веке служило прозвищем болтуна или пустомели[2]. Прозвище же «байборода» могли дать человеку, который в своей жизни имел две отличительные особенности: хорошую речь и заметную бороду – а ведь и то и другое высоко ценилось у русских крестьян.

Неизвестно, кем был тот самый первый речистый бородач, что дал имя целому роду, однако прозвище это мы встречаем уже в самом начале XV века во Второй Псковской летописи под 1406 годом (вернее, под 6914-м, по принятому тогда летописному исчислению «от Сотворения мира»). В тот богатый напастями год, отмеченный коварным нападением литовского князя Витовта на Псковские пределы, случилось еще одно бедствие, достойное запечатления в летописи. В самый Духов день, пришедшийся тогда на 31 мая, в городе разразился страшный пожар, от которого выгорел едва ли не весь деревянный Псков. Начался же он от дома Оксентия (Авксентия) Байбороды, вероятно всем здесь хорошо известного, поскольку летописец не находит нужным уточнять, кто это, упоминая дом этого человека в качестве понятного каждому ориентира