– И я бы не узнал, если бы не сон…
– Ты меня во сне видел? – улыбнулась она уже по-другому, как-то робко.
– Нет… Помнишь, как ты меня тогда… в воде… грязью? Я ЭТО видел!..
– Я же нечаянно!.. – испугалась Анюта, что все то светлое, возникшее между ними, уплывет, рассеется, и начала оправдываться. – Мы же играли… А ты обиделся! Убежал… Ты все сердишься?
– Ну что ты! – снова воскликнул Владик. – Я же мальчишка тогда. Глуп был!.. Сколько же лет прошло? Десять? Да, десять! Ровно десять… Как ты жила эти годы? Что тебя сюда привело?
– А что ты видел во сне? – спросила она, в свою очередь.
Владик рассказал.
– Я это не в первый раз вижу, – закончил он, почему-то чувствуя волнение. – Видел, когда от жены ушел… Я ведь уже женатым побывал. Нехорошо у нас с ней кончилось… Нехорошо! – проговорил он мрачно и как-то встрепенулся, взглянув на девушку.
– Ты мне расскажешь? – тихо спросила Анюта.
– Расскажу… – кивнул он, забыв свои недавние рассуждения о том, что только дураки бывают с женщинами откровенными, открывать им душу ни в коем случае нельзя. – Да-да, расскажу, но не сейчас… Потом…
– Конечно, конечно, – быстро сказала Анюта и осторожно дотронулась зачем-то пальцем до его руки, но тут же отдернула свою руку, как от раскаленной плиты, улыбнулась тихонько и вздохнула: – Я тоже замужем была…
– Ты!
– Да! Сразу после школы вышла… За того Колю… Помнишь, на которого ты подумал, что это он тебя грязью…
– А-а, маленький такой!
– Он вытянулся. Не меньше тебя сейчас!
– И что же вы?
– Не надо, Владик… Ладно?
– Ну да, ну да! – Он снова обнял ее за плечи и бережно прижал к себе, говоря: – Не сладко, видно, пришлось?
– Не сладко… Верно… – Она опустила голову.
17
Разговор с Владиком взбудоражил Анюту, вернул в прежние деревенские дни. Мужики в землянке затихли, а она не спала, вспоминала детство, городского мальчишку с чудным именем, Колю, пожилого учителя истории, который всегда подшучивал над ними с Колей, подшучивал он добродушно, а она обижалась, вспоминала деревенский клуб, куда так тянуло в весенние вечера, особенно в последнее лето перед свадьбой. Тогда она только что сдала выпускные экзамены в школе, чувствовала себя взрослым, самостоятельным человеком, работала в колхозной столовой, помогала повару: картошка в ее руках под ножом крутилась ловко и быстро, только пальцы мелькали да картофельная кожура все удлиняющейся лентой свисала в ведро; убирала со столов посуду, легко и гибко скользила по столовой, толкая впереди тележку. Приятно было ловить взгляды парней, приятно сознавать что ты молода, хороша собой, что тобой любуются, а особенное счастье было чувствовать, что ты любима тем, кого любишь сама, ожидать его, ежеминутно взглядывать на дверь, не он ли входит в столовую. А когда появлялся Коля, неторопливо и старательно мыл руки над раковиной, стоя спиной к залу, хотелось подлететь к нему, подать полотенце.
А как хорошо было вечером, после духоты столовой, пробежать по меже огорода на речку с полотенцем в руке, кинуть сарафан на ветку ивы, бултыхнуться разгоряченным телом в нагретую за день воду и плыть, с шумом поднимая ногами брызги. А потом клуб, Коля, притихшая ночная улица деревни, скамейка в шелестящем саду или на крыльце избы. И так каждый день, каждый вечер, каждую ночь до самой свадьбы! Свадьбу играли в сентябре, бабьим летом. Столы стояли в саду, под яблонями с поредевшими листьями. Пахло антоновскими яблоками и счастьем, нескончаемым счастьем!
