Юнона отвернулась к окну и промолчала. К бабулиным закидонам привыкнуть сложно даже спустя двадцать пять лет совместного или околосовместного проживания. А уж посторонним с ней общаться - так вообще беда.
Хотя нет, не двадцать пять, а восемнадцать. Первые семь лет жизни Юны бабушки в ней точно не было. Потом она откуда-то появились и внесла, так сказать, вечный праздник в их размеренную и спокойную жизнь. Синицына подозревала, что Клавдия и впрямь вернулась из мест не столь отдаленных. Хотя бабуля до сих пор наводила туману.
Ехали под Френка Синатру пока не оказались возле старого особняка, настоящей городской достопримечательности.
— У нас бал? — ехидно спросила Юна. Где-то на задворках памяти всплыло, что сей архитектурный объект два раза в год сдают под городские балы и прочие околосветские тусовки. Чтоб значит помпезно, да с губернатором и лентами.
— Окстись, мне сорок пять, а не восемьдесят шесть. Я тебя скорее на дискотеку привезу, чем на этот пережиток дореволюционной эпохи!
— Бабуль, сейчас их даже дискотеками никто уже не зовёт.
— Мда? — заинтересовалась желавшая вечно быть в обойме Клавдия. — И как называют, говоришь?
— Ну тусовка, я не знаю...вечеринка, клуб...
— О! Клуб — это я знаю. Помню, когда мне было около двадцати мы тоже ходили в клуб при колонии.
— Какой колонии? — сладким голоском переспросила вмиг притихшую бабулю Юна, но та не зря в свое время получила кличку Клава-партизан. Если ей о чем-то не хотелось говорить, то хоть режьте, не скажет.
— Колонии бургундских бабочек. Там мужик держал, возле клуба. Ох и потусили мы тогда, аж вспоминать грешно!
Коленька заржал и Юна быстро цыкнула на него, чтобы замолчал и вообще не слушал чужие взрослые разговоры.
— И вообще, отцу скажу, пусть выпорет тебя хоть раз. Может поумнеешь.
— Ну тебя-то точно не пороли, учитывая, что я скоро стану дядькой. — вновь засмеялся брат и Юне очень захотелось его лично отходить крапивой.
Вспомнилось как в детстве они с закадычной подругой Иркой и ее старшим братом Валеркой перелезли через забор на территорию хладокомбината, находившийся прямо у них во дворе, в надежде стибрить мороженое. Плана как такового не было, почему-то они были свято уверены, что легко найдут брикеты и всё-всё утащат. И есть будут неделю это мороженое. А потом за следующим полезут. Потому что не фиг делать его таким дорогим!
И перелезли вроде удачно и даже практически обнаружили путь следования в поисках халявного мороженного, как вдруг совсем близко раздалось грозное «ррр».
— Бежим! — крикнул Валерка и потащил сестру за собой, в сторону больших бетонных кругов. Юну конечно же никто не тащил, она бежала сама, да так, что казалось, будто подошвы старых сандалий трещат и искрятся от бега. В круг она залезла последней, Валерка тут же забаррикадировался тяжелой деревянной конструкцией и тут они услышали спасительное «Выходите».
Ребята осторожно выглянули наружу — собак и след простыл, зато над ними возвышались работники хладокомбината.
Мороженое им кстати дали, так же, как и ремня. В Юнином случае она получила по голым ногам крапивой. Мать в сердцах наподдавала так, чтобы навсегда отбить охоту лазить по чужим территориям и воровать.
Так что она вполне могла возразить Коле, что пороли ее однажды, но не стала. Будет потом каждый раз ей припоминать.
Клавдия наказала Коле ждать в машине, а Юну потащила с собой, в памятник городской архитектуры.
