— Ты мне уже скажешь, зачем мы туда идем? — возмутилась Юна, вырывая руку из бабушкиного цепкого захвата.
— Потерпи, скоро все узнаешь.
Синицына сжала зубы. Не грубить же бабуле. Они подошли к главному входу, открыли тяжелую дверь и оказались в большой зале.
Впереди возвышалась белоснежная витая лестница, ведущая наверх, справа высокая запертая дверь, слева лилась тихая музыка и на входе по стойке смирно застыл симпатичный швейцар.
— Тут недавно открыли ресторан, кухня, скажу тебе отменная! Как в Париже и Лондоне… — подмигнула бабуля невозмутимому парню и продолжила, — Аркадий, конечно, не красавец и возможно немного нудноват, но он хорошо зараба...
— Бабушка! — возмущённо пропыхтела Юнона, — Какой на фиг Аркадий? Что происходит?
— Не кричи! Кругом люди!
— Какие люди? Вон тот лысый старикашка в костюме, взятом напрокат в секонд-хенде? Это он-то люди? Ишь уставился!
— Тсс... это вообще-то он.
— Кто он? — Юнона застыла посерди зала под неодобрительными взглядами официантов.
— Ну он, — прошептала Клавдия, — Жених.
— То есть ты хочешь сказать, что это и есть тот самый Аркадий? — ахнула Юна так громко, что лысый мужчина тут же промокнул лоб салфеткой и махом выпил бокал вина, стоявший на его столе.
— Да. Это он. Я же предупреждала, что Аркаша не красавец. Зато он щедр и добр, а это в наше время самое главное.
Юнона потащила Клавдию в обратную сторону.
— А как же любовь, бабушка? — пыхтела она, с трудом преодолевая силу сопротивления Клавдии.
— Ну какая любовь, деточка? Тут бы выжить, а ты всё знай талдычишь - любовь да любовь. Была у тебя уже любовь, и что с того? И вообще, пусти. Сама не хочешь с Аркадием крутить, тогда я пойду. В конце концов я тоже еще молода и прекрасна, и вообще у него вон бутылка вина мне ровесница. Я не могу позволить выпить ее в одно лицо.
— Бабушка! Ты меня с ума сведешь!
Юнона хотела было ей сказать, что бутылка может ей и ровесница в отличие от Аркадия. Это для Юны он казался старым некрасивым дедом, а для бабушки в сыновья годился. Однако она промолчала.
8. 7
ЮНОНА
Вечером Юноне написал Макс. Да, сам Добровольский собственной персоной.
— Привет, как дела?
Так банально и просто, будто они только вчера встречались за чашкой чая. Слезы тут же застили глаза и Юноне стоило больших трудов сдержать в себе порывы не нагрубить. Или, что еще хуже, не начать общаться.
Она молча удалила сообщение и его номер, и даже хотела было заблокировать, но... рука так и не поднялась.
Подушка намокла быстро и теперь Юна уже жалела, что не поговорила. Так много хотелось спросить: куда пропал, как твои дела, все ли хорошо, и может увидимся?
Ну да. Конечно. Идеальный вариант стать прикроватным ковриком. Нет уж, Юна, конечно, та еще глупость на ножках, но точно не тряпка.
— Слышь, отец. У Юнки-то нашей не забалуешь, — крикнула мама папе лет двадцать назад, — На нее, где залезешь, там и слезешь.
— Ну я же не вошадка, — кивала головой маленькая Синицына, утверждая в свои пять лет, что детский труд наказуем по закону, поэтому игрушки она убирать не будет.
Родители тогда, конечно, посмеялись, уверенные, что это просто кризис пятилетки, но увы... Юна и сейчас, если чего не хочет — поди заставь. Легче обезьяну научить, чем Юнона сделает то, чего не хочет.
В общем не хотела Синицына стать бывшему девочкой для битья и поэтому только и держалась.
А так хотелось наговорить ему гадостей и обидных слов, высмеять и унизить, ах как хотелось. Нет, с этим срочно надо что-то делать. Может как раз настал тот момент, когда пора послушать Лялю и отправиться в этот феминистический клуб. Как там его? «Женская доля» кажется?
