Но я – Мемо, ты при мне ты никогда не разденешься.
– Тогда помри! – выкрикнула я, хотя ладонь Мемо, которой он сжал мои челюсти, мешала мне говорить внятно. – Помри всё, что мне мешает быть мной! Всё, что мешает мне достигать своих целей! Все препятствия! Все! Я их буду сносить со своего пути. И их буду рушить.
И я добавила:
– Помри! Помри!
С этого дня я начала откладывать деньги на похороны. По два рубля со стипендии.
И я начала писать про смерть людей. Про переход в иной мир. Про то, что будет после.
Надо лишь помереть.
Я описывала картины потусторонней жизни моих недругов. Я смаковала их раскаяние. Их последние минуты выглядели, как раскаяние. Лета мне целовал руки. Мемо целовал мои ладони. Их тёплые обветренные губы я ощущала на своём лице.
Лишь пред смертью человек раскаивается. Ибо боится смерти!
Помирай! Помирай всё, что против меня! Я хочу свободы!
Хочу стоять на крыше и, раздевшись, показывать им своё неприкрытое ничем, не укутанное, не завернутое в одежду белое тело справедливости!
Я белая, ты чёрная.
Я хорошая, ты злая.
Я сама придумываю сочинения в техникуме, сама я их пишу, а ты не сама. Ты подглядываешь в учебник, в книгу. В мою книгу. В мои все сочинения. Ты не самостоятельная. Я лишь одна творю и придумываю. Сама рисую. Сама выплетаю. Сама! И ты мне мешаешь. Мне все мешают! Ибо они такие же. Не хуже.
Или всё-таки хуже? На сантиметр! Нет. На метр. На километр. На тысячу звездных лет.
И во мне живёт туатара.
Она бессмертна.
4.
Возьми меня на руки, Господь мой, Брат, Отец мой, Друг!
Покачай, представь, что я – младенец, дочка, такая безгрешная.
Вот и пройден мной Дантовый, мой девятый круг,
никуда не спешу я ни конно, ни авиа, пеше я.
Вот и посажен из-под майонеза в баночку лук,
скоро зацветут мандарины в горшке, что пара за штуку.
Поливаю раз в день – половина цветам, половина луку,
ибо пройден мой Дантовый, мой девятый круг.
Генетически человек мало отличается от банана,
его ДНК сходна с ДНК курицы и червя.
Никакой эволюции. Одна сбоку огромная рана
и умение появляться из материнского чрева.
И умение рождаться из цветов, семечек, плодов.
Возьми их тоже покачай, прижми к груди, дай воздух.
Представляю, сколько тянется к тебе голодных ртов
человечьих, банановых, птичьих, слёзных.
Им бы по капле мёда твоего – липового, горчичного, левкоевого, жёлтого,
медуничного, хвощового, ромашкового, лишь по капле всего,
а Ты им – братство, отцовство, наследство, все самое тяжёлое,
а Ты им – знания, ремёсла, ткачество, мастерство,
а Ты им – женитьбу, детишек, дом, дороги, сватовство.
Ты им – сходство с Тобою и это небо сожжённое.
Они искушаются.
Они хитрят.
Они просят ещё и ещё.
У меня щёк не хватает, чтобы жить по заповеди: подставь левую!
Мне надо их тысячи этих левых, этих подставленных щёк,
чтобы я ни делала, всё плохо делаю.
А Ты, Господи, опять – камень у трёх дорог,
как на показ выставляешь, что картину на выставке.
Хорошо хоть ты курицу, банан ты и червя сберёг,
а ещё лося в лесу от охотничьего, от выстрела.
– Просто не общайся с Миленой! – посоветовал мне один наш общий давнишний друг. Он был стар в самом прямом смысле этого слова. Но я с ним подружилась как-то случайно. Он предложил зарабатывать агит-концертами в Домах отдыха и санаториях. Это был давно испробованный вариант, мы много раз ездили в санаторий «Рассвет», в детский лагерь «Мечта». Тратили время, свои собственные средства, привозили книги на продажу. Результат – копеечный. Люди не понимали, что распались издательства, что писателям деньги никто не платит, что общества «Знание» и общества «Агитбригада» давно нет. А творческие люди выкарабкивается каждый, как может. Мы – не артисты, не водевильщики, не комедианты, не бродячие менестрели. Нас поставили перед фактом – зарабатывай, как можешь. Рви, мечи, бегай за грантами, за медалями, скудными премиями. Одна премия на тысячу человек. Нас поставили в позу соперников.
