А еще там умеют вставать, когда плохо, и улыбаться. На холме Святой Марии таких людей она не встречала. Амарант точно стоит посетить.
– Только край амаранта – далеко-далеко…
– Далеко-далеко – это дальше, чем живет мэр?
Кристина сразу решила, что поплывет в Амарант, где все счастливые и жарят орешки в корице – это, должно быть, восхитительно. Поэтому сочла нужным уточнить место. Она любила все знать точно. О мэре, например, она знала, что с ним нельзя ссориться, и что он строит дороги. Хотя это странно: человек, который строит дороги, чтобы соединять людей, не должен уметь с ними ссориться.
– Конечно, дальше, Кристина! Намного, невооборазимо намного дальше! – папа Мигель сдвинул брови.
Кристина поспешила исправиться:
– Это там, откуда Педро привозит корицу, да?
Где встает солнце. Много-много дней за горизонт.
– Да это совсем в другую сторону…
– А, туда, где был Колумб?
Значит – туда, где солнце садится.
– Понимаешь, ты меряешь по горизонтали, а я толкую совсем о другом.
– Что значит «по горизонтали»?
– Вправо, влево… к горизонту… – кажется, папа Мигель немного запутался. И кто знает, из-за вина или из-за «плохо». – Да, где горизонт, там и есть горизонталь. А в край амаранта добираться надо по вертикали.
– Но как?!. – ахнула Кристина, поджимая коленки к подбородку.
– Конца вертикали вовсе не видно, но это не значит, что края с амарантом – не существует, – папа улыбался и грозил пальцем.
– Мигель, не кажется тебе, что пора заканчивать уже со сказками! – наконец мама Карла перестала дуться и молчать.
Она встала и забрала пустую папину тарелку. Брови у нее сделались как ласточкин хвост.
Папа Мигель умоляюще поднял брови и разулыбался.
– Ах, Карла, ведь моя сказка закончилась, когда я женился на тебе… Осталось только понарошку…
– Кончилась его сказка! – мама Карла дала папе Мигелю ненастоящий подзатыльник и нахмурилась еще сильнее. Потому что она собиралась смеяться. – Прими к сведению, Мигель, она только начинается! И, кстати, – мама Карла выглянула в окно, там вдалеке прыгали огоньки факелов, – к нам едут новые постояльцы. Будь так добр, не рассказывай небылиц за стойкой.
Папа Мигель шуточно отдал честь, отставил стакан, послал маме воздушный поцелуй и неуверенно зашагал к дверям. Кажется, он делался сильнее.
– А вы, сеньорита, прочитайте молитву и отправляйтесь в постель! – это уже относилось к Кристине.
Ночью ей приснился край, где растет амарант. Амарант – это были такие большие блестящие розовые камни, которые вырастали на берегу океана. Их специальным колдовством стирали в муку, из которой прямо на камнях пекли сладкие лепешки. Если разломить лепешку, из нее выскальзывала на небо радуга. Только пахли радуги не корицей, а переспелыми помидорами. Папа откусил от лепешки первым и сломал себе зуб.
Утром Кристина сбежала по лестнице вниз, даже не переодеваясь, все в той же своей белой длинной сорочке. У нее был жизненно важный вопрос, с которым ждать было просто непозволительно. Что-то с амарантом было не так.
Папа Мигель уже стоял у стойки, бледный, бодрый и серьезный. Он разливал по стаканам херес для незнакомцев, что сидели за столиком и приглушенно о чем-то говорили. Вид у них был заговорщицкий. Наверное, вчерашние постояльцы.
– Папа! – позвала Кристина, подлетая к отцу, спотыкаясь и врезаясь в его ноги.
Папа Мигель вздрогнул и пролил херес мимо.
– Кри! Разве можно так пугать?
