Корс замер и замолк. Он очень переживал, что Ник сейчас без присмотра испортит все лечение.
Ник подошел к нему:
– Не обращайся ко мне. Я запрещаю тебе разговаривать, ты понял? Все, что ты хотел, ты мне уже сказал в Форте.
Корс промолчал, не зная, как ему поступить, можно ли ответить или уже нельзя. Но он невольно мысленно произнес: «Сынок, что с твоим лицом?»
Несмотря на запрет, у Корса язык не поворачивался назвать его Никто.
– Что с моим лицом? Ничего. Оно покрыто черной чешуей, ты же знаешь, – ответил Ник вслух. – Не обращайся ко мне мысленно! А то сейчас я дотронусь до тебя своими мерзкими лапами, и ты от страха обмочишь штаны, да, папочка?
Корс схватился за голову:
«Прости, прости. Я постараюсь принять твою сущность и этот твой образ, и в нашем мире ты ведь в слиянии с моим сыном, и…»
Он «услышал», как Ник резко закрыл от него свои мысли, словно громко хлопнул дверью, и отошел от него:
– Спи!
Глава 3
Skid Row – Wasted Time
Корс снова заперт в какой-то пустой и темной клетушке без окон. Это сон? Или он опять «ловит» воспоминания Ника? Корс уже понял: как только в его видениях появляются темные норы, низкие потолки, камеры, подвалы, неприятные ощущения тесноты в замкнутом пространстве и темнота – это воспоминания его сына. Темнота и ограниченное пространство. Корс уже не боится, больше не испытывает панические атаки и клаустрофобию. Он отделяется от сознания Ника, в котором пустота и никаких мыслей и эмоций, словно он мертв. Корс отделяется, потому что хочет увидеть его со стороны. Здесь нет никакого источника света, но Корс все равно «видит». Ник такой маленький! Черт! Корс, как всегда, провалился в детские воспоминания. Ник слишком маленький, ему, наверное, нет ещё и пяти лет. Может, чуть больше, но он и для пяти лет выглядит маленьким и худым, просто выражение его лица такое серьезное и взрослое, совсем не детское. На худом лице четко выделяются скулы, нет той округлости и пухлых щечек, которые часто присущи малышам. Бледное лицо с гармоничными чертами. Ник очень красив, несмотря на то, что лицо чумазое, будто перепачкано землей, и нижнюю губу ему уже испортили, в ней торчат кольца. Губы черные, тоже в земле. Он что, ел землю? Ник не пострижен и не расчёсан, волосы его спутанные и грязные, впрочем, как всегда. Макушка тоже в земле. Он плохо одет. На нем какая-то короткая кофта и порванные штаны. Это откровенное тряпье, оно такое старое, что кажется истлевшим. Ник сидит на голом земляном полу в этой каморке, похожей на склеп, где больше нет ничего. Сидит один, грязный, весь в земле, худенький, одинокий. Корс невольно вспомнил воспоминания детства Шагежа. Заф тоже вечно держал его в каком-то чулане. Что за дикие приемы воспитания у вас, нечистых?
Или вы так обращаетесь только с «неправильными» детьми? Такими, как Шаг и Ник? Руки Ника связаны запястье к запястью. Его кисти сведены вместе лодочкой, он как-то странно прижал их к груди, а дальше веревка уходит к кольцу в стене. Зачем ведьма привязывала маленького ребенка в темной комнате одного? Зачем связала вместе руки? Не так уж она хорошо обращалась с тобой, Ник! – с горечью думает Корс. А ведь его сын и слова плохого про нее никогда не сказал, и называл всегда «моя приемная мать», или просто – мать. Он не говорил «ведьма», не называл ее по имени, он говорил – моя мать. И Корс видит сейчас, что Мара явно не заслуживала этого звания.
