Профиль четкий, красивый, нос прямой, чуть расширяется ближе к нижней части лица, тяжелый, как и его характер. Четкий, прямой, не терпящий возражений. Нижняя губа чуть полнее верхней. Б. немного брюзга. Подбородок говорит о сильном характере. Б. очень красив.
Перечитала. От собственной дерзости захватывает дух. Красив. Служанки однажды обсуждали его, думая, что я не слышу. «Красивый, но гордец. И женщин ни во что не ставит. Потому и не женится!». Надо подумать еще…
Ко мне он относится хорошо, я не ощущаю неуважения. Его забавляют разговоры со мной. Как-то не увязывается…
Пойду спать, завтра еще поразмышляю.
* * *
Как-то утром Уолтер попросил принять его. Бенедикт отложил перо и достал из ящика кошелек, думая, что художнику нужен задаток.
– Мой господин, простите, что побеспокоил. Работа моя еще не завершена, но близится к тому. Я… – художник смутился.
– Слушаю вас, Уолтер, вероятно, пришло время выплатить вам часть гонорара? Вот, держите – Бенедикт протянул ему увесистый кошелёк.
– Благодарю… Могу ли я просить об одном одолжении?
– Да. Конечно.
– Разрешите мне написать портрет вашей юной воспитанницы. Такие лица редки в наше время, редкая гармония… Простите мою дерзость…
– Вы так думаете?
– Еще раз, прошу извинения.
– Вам не за что извиняться. Что вы, художник, читаете в ее лице?
– Госпожа, повторюсь, еще юна, но в ней силен дух. По лицу, как по раскрытой книге читается открытость, готовность к новому, непреклонность вместе с искренностью, дерзость. Дело даже не в красоте, хотя она будет одной из первых. Когда я беседую с ней, мне кажется, что сама вечность обращается ко мне…
– Что же, я ничего не имею против. Оставайтесь в моем доме столько, сколько потребуется. Но я оставлю за собой право сам оценить вашу работу.
– Благодарю! – несколько смущенный, но довольный старый художник покинул кабинет.
Уолтер задержался в доме на три месяца. Беатрис терпеливо позировала, вполголоса беседуя с ним. Бенедикт же уехал в столицу, где окунулся с головой в светскую жизнь.
Это был скромный ужин в узком кругу: несколько друзей, дамы. Вино лилось рекой, огоньки свечей отбрасывали причудливые тени, лица окружающих казались красивыми и загадочными. Бенедикт держал в руках гитару, наигрывал простую, но приятную мелодию.
– Злые языки говорят, что именно вы написали эту песню – маркиз лукаво улыбался Бенедикту.
– Лгут, бессовестно лгут. Для моего титула подобно занятие было бы унизительным, а для меня, как дилетанта слишком много чести присваивать себе чужую удачную мелодию. – Бенедикт начал новую песню и все окружающие нестройно, но с чувством стали подпевать.
– И все же, у вас хорошие песни получились!
– У меня ли? Это непростой вопрос…
– Кстати, о непростых вопросах.
– Наш философ Бенедикт знает ответ на любой вопрос, не правда ли? – мужчина в расстегнутом жилете потягивал вино.
– Да, Бенедикт! Что скажете о красоте? – дама обмахивалась веером и кокетливо улыбалась.
– Что конкретно интересует мою прелестницу в красоте? – Бенедикт устроился рядом с дамой, приобняв ее за талию и отложив гитару.
– Что для вас красиво в лице женщины? Губы? Глаза? Брови? Что самое важное в женской красоте?
– Ах, прекрасная Лаура! Вы напрашиваетесь на комплименты…
– И, правда, Бенедикт, в чем суть красоты? – остальные поддержали спрашивающего нестройными возгласами. Бенедикт отвернулся от дамы и задумчиво посмотрел на свой бокал.
