Туманный лисий мех - страница 27



– За что ей мстить, за то, что она сбежала от тебя? Сама, насколько я помню, – хмыкнул заяц. У Ника отвисла челюсть:

– А я думал, твой рог бутафорский.

Аремезд кинул в него барсеткой – всем, что у него было при себе, но лис поймал ее на лету и забрал себе. Внутри обнаружился кошелек.

– Не ссорьтесь, – обстоятельно посоветовал Морж, медленно поворачивая руль. – Лучше скажите, куды поворачивать-то?

– Налево, любезный.

– Расслабьтесь, не ссорьтесь, покурите, съешьте чего-нибудь…

– У нас нет зажигалок, – раздраженно сообщил Мун.

– Ну, сейчас чиркнем спичечкой…

– У нас нет спичек, милейший, – развел лапами Ник. – И даже сигарет нет. В спешке забыли в чемоданах. А машина с багажом, кажется, поехала длинной дорогой.

Морда Моржа непроизвольно вытянулась.

– Тогда что вы, балбесы, брали? Ни спичек, ни сигар, ни даже еды не взяли. Я вас не понимаю, ребята! Кстати, а как мы найдем этого Перле без точного адреса? – уточнил Морж.

– Во всем Париже есть лишь один Перле, скупающий проклятые штучки, – усмехнулся Ник.

Лис сжимал в лапах книгу в кожаной обложке. Заяц поинтересовался, что это. Ник пожал плечами:

– Я вернулся в номер за Дитой и нашел это на полу. Видимо, она хотела ее взять, но не успела. Или уронила. А теперь мы еще и оставили наших милых дам одних по милости… ну, не будем пальцем…

– С ними ничего не случится, – шипел Мун. – Они были бы обузой, особенно твоя женушка. Мне не понравилось, как она говорила с Пропле. К тому же, им с Селиной не стоит знать всех тонкостей ситуации с Баннименом… Ты ведь тоже Дите не доверяешь, я прав? Она для тебя – лишь инструмент.

– Все же надо позвонить им из ближайшей гостиницы, дражайший. Хотя бы ради приличия.

Ник откинулся на сиденье и бережно раскрыл книгу.

Это оказался нелинованный блокнот. К внутренней стороне обложки был приклеен большой конверт, куда вложили тонкую красную тетрадь, «Дневник Лю Даи-Тай» на китайском. Блокнот был наполнен рисунками карандашом и тушью с подписями на французском.

На первой странице был портрет коня в маске змеиной кожи и написано: «Это Эйгуо. Мы с ним работали какое-то время… Коллеги по несчастью, можно сказать. Рубились по ночам в карты, все такое… Он слегка не в себе, поэтому именно к нему я обратилась, когда кошмары, наполненные бессвязными воспоминаниями о веках и странах, что я не могла видеть, стали особенно сильными. Его методы жесткие, но действенные. Он пробивал меня несколько раз электрошоком. А мопс Яозу, умеющий читать воспоминания, окуривал воздух вокруг меня благовониями и проводил сеансы гипноза. Не знаю, чьи методы лучше, но – помогло»

Стоило лису увидеть второй рисунок, и сердце замерло у него в груди.

Это был портрет молодой лисицы, обыкновенной на любого другого зверя, но только не для Ника: эту мордочку, эти глаза он сам нарисовал когда-то на своем сердце.

Подпись гласила: «Катлин. Цыганка. Моя самая первая ипостась. Родилась на юге Франции. Названа в честь матери, которая вскоре бросила дочь и мужа, сбежав с цыганом из другого табора. Катлин так и не смогла простить мать, поэтому мечтала о более-менее стабильной жизни. Когда юнец Николя, красивый и несерьезный, как его отец, пообещал на ней жениться… Нет, она его ждала. Она очень верила, но с каждым годом, с каждым днем эта вера таяла. Но когда Николя вернулся в ее жизнь, богатый и прекрасный, она соврала, что уже замужем. Она спасовала, она боялась испортить лису жизнь. Если он богат, зачем ему какая-то цыганка?.. Катлин прожила довольно долгую жизнь и покинула сей бренный мир, вернее, сие несовершенное тело, почти в шестьдесят. Весь табор считал ее сумасшедшей, помешавшейся от несчастной любви. И только мы знаем правду, Николя, ты и я: когда в нашем сердце угасает любовь, мы засыпаем. И лишь новый свет любви способен нас разбудить