– Давид! А хочешь мой Лапачо?
– Хочу, конечно! Он уже очень вкусный!
Рядом сидящий монах посмотрел на Давида с завистью. А Давид, закончив со своим Лапачо, отодвинул пустую миску и взялся за мой, весело мне подмигнув:
– Уверенна, что сама не хочешь?
– Нет-нет, что ты! – замахала я отрицательно головой.
Ужин закончился, монахи убирали пустую посуду.
– Дети мои, время позднее, подъем ранний, вы устали с дороги. Помолитесь перед сном и отдыхайте. Пусть Боги хранят вас!
– Смирения! – промолвили мы в один голос.
Мы вышли из трапезной, Давид опять взял меня за руку и повел холодными коридорами. Да, в трапезной было значительно теплее. Очень быстро мы подошли к дверям моей кельи.
– Спокойной ночи, Рада!
– Спокойной ночи, Давид! А где твоя келья? – мне почему-то совсем не хотелось оставаться одной.
– Вон дверь, – он указал на дверь чуть дальше по коридору.
– А-а, понятно, – дальше я не знала, что сказать.
– Хочешь посмотреть?
– М-м-м… —
– Хочешь! Пойдем, приглашаю тебя в гости!
– А можно?
– Откуда я знаю, – Давид пожал плечами, – Но нам же об этом ничего не говорили, а все что не запрещено, значит, разрешено! – он весело подмигнул мне и потянул к себе.
Как и следовало ожидать, его келья была точной копией моей:
– М-да, – все, что я могла сказать.
– Рада! Это не надолго! Садись! – я осторожно присела на кушетку, вернее на пол кушетки. Как он тут спать будет? Давид в два раза больше меня, бедненький!
Давид разводил огонь. В келью полилось приятное тепло. Стоит отметить, что преимущество этих маленьких келий было в том, что они очень быстро нагревались, но и остывали тоже быстро. Давид повернулся ко мне:
– Рада! Я давно хочу сказать, что ты мне очень нравишься с того самого дня, как я впервые увидел тебя, – от его слов теплело в душе и я… была смущена, не знала, что ему сказать. А Давид смотрел на меня и ждал хоть каких-нибудь слов. За меня сказал мой желудок – громким урчанием на всю келью. Чай с куском черного хлеба явно ему показались слишком скудным ужином. Я смутилась еще больше, вскочила с кушетки и протараторила:
– Все, мне пора, было очень приятно зайти к тебе в гости. До скорых встреч!
Мне хотелось уйти и побыть одной, хотя совсем недавно мои желания были совсем другими.
– Рада! – понеслось мне в след, но я уже выскочила в коридор и побежала к себе, не замечая холода коридора. Щеки горели от смущения.
У меня было прохладнее, чем у Давида, но в камине еще тлели угли, подкинув дров, я легла в постель одетой, раздеваться желания не было. Я свернулась калачиком под тонким одеялом, зубы отбивали дробь, желудок продолжал недовольно урчать, требуя еды. И мне стало так жаль себя любимую, так захотелось домой к маме, к папе. Совершенно не волновали мои одноклассники, все равно, что они скажут или подумают. Кому я пыталась, что-то доказать? Многие из них завидуют мне с самого начала, как только узнали кто мои родители. Слёзы сами полились из глаз. Глупая я, бестолковая! Может написать папе? Пусть заберет меня отсюда.
В дверь тихо постучали, не хотелось никого видеть. Стук повторился более настойчиво, надоели, пусть думают, что уже сплю и не слышу:
– Рада! Это – Давид! Можно мне войти?
– Войди… – ответила я и обреченно накрылась с головой.
– Рада! – Давид присел рядом и стянул с меня одеяло.
– У-у-у! – я тянула одеяло обратно.
– Ра-а-а-да! Смотри, что я тебе принес!
– Если это не еда, то неинтересно.
