Все трое стояли в прихожей, отец сжимал в объятиях дочь, мать гладила ее плечи, спину. Навстречу им, мяукая, вышагивал Степан, пушистый сибиряк – Алла играла с ним, когда он был еще котенком. Наклонившись к давнему другу, она с грустью заметила, как поседела его шерстка: кошачий век недолог, и возраст брал свое. Она вздохнула.
– Степашка, старичок…
Алла с родителями прошли в гостиную, где все было таким родным. Старая мебель и комната, хранившая воспоминания счастливых детских лет. Мать стала накрывать на стол; отец, видя, в каком состоянии дочь, побежал в магазин за бутылкой водки. Думал, пригубит маленько да успокоится, родным в своих бедах откроется.
Ужин проходил мрачно, напряженно, и со стороны казалось, будто они не дочь встречают, а покойника провожают. Каждый уткнулся в тарелку и молча ковырялся вилкой. Отец как глава семейства взял инициативу в свои руки и разлил по стопочке. Алла чувствовала, что за этим последует допрос, и терялась, как ей быть, уйти от темы, соврать или сказать как есть.
«Мам, пап, меня обвинили в проституции и осрамили на весь город. Узнав это, Пашка выгнал из дома, а директор уволил с работы» – так?
– Дочь, как там Владивосток – стоит? – начал издалека отец.
Алла вздрогнула от неожиданного обращения к ней: нервы стали ни к черту.
– Как поживает Павлик? Что на работе? – осторожно спросила мать. Интуиция ей подсказывала, что причина кроется в одном из двух.
Алла осушила стопку и потянулась за бутылкой, чтобы налить еще, но отец остановил ее.
– Не нужно, я налью, – сказал он и наполнил стопку дочери сам. Она влила в себя вторую и, морщась, отправила в рот ложку квашеной капусты. За второй последовала третья… Алла уклонялась от ответа, пока вконец не опьянела; вот тут-то началось.
– Дела? Хреновые мои дела. Нет больше ни Павлика, ни работы. Все ушло, теперь ничего нет, – говорила она, уставившись в одну точку, – мне никто не поверил – все поверили ему! Сука, как же ненавижу!
Алла разрыдалась. Водка, даже в небольших количествах, действовала как сыворотка правды, и все, что было на душе и по каким-то причинам утаивалось, после волшебной стопки открывалось.
– Кто он?! – взревел подвыпивший отец, что было вполне адекватной реакцией на слезы дочери.
– Тебя обидел Павлик? Дочка, расскажи все, не томи! – измучилась бедная мать.
– Нет, не он.
– Так говори уже! – терял терпение отец.
– Вы уверены, что хотите это знать?! – спросила Алла и посмотрела на застывших в ожидании родителей. – Хорошо, я скажу. Меня обвинили в проституции! Выложили пост в интернете и выставили все так, что не подкопаться! Пашка поверил и порвал со мной, а на работе заставили уйти по собственному желанию, а не то, сказали, вышвырнут с позором. Меня даже слушать не стали! Я потеряла в одночасье все: работу, отношения – все, что имела, все коту под хвост! Конечно же, ничем подобным я не занималась! Это грязная игра Авдеева, и он остался безнаказанным. Но он ответит, он за все ответит! – храбрилась Алла.
В состоянии опьянения все немыслимое казалось предельно простым, и расквитаться с врагом было все равно, что прибить комара.
– Но как же так? Просто взять и оклеветать… – растерянно сказала мать.
– А вот так! Я ходила в полицию и надо мной там посмеялись. Вот он, закон, который должен защищать – он только на бумажке!
Алла умолчала о схватке в кабинете своего врага, ни слова не сказала про удар в живот – не стала подливать масла в огонь, ведь отец и без того был в ярости: его дрожащая рука сжалась в кулак.
