– Мое имя не Ихавод, а Малахия[16], – чопорно поправил из сада Гласс.
– Какая досада! – отозвался Хемингуэй. – Шеф, а те следы, какова их цена?
– По заключению экспертов, крайне маловероятно, что смертельный удар Эрнесту Флетчеру нанесла женщина. Тем не менее я тоже считаю, что эти расписки стоит изучить.
– Молодой Невилл об этой Хелен Норт не слышал?
– Я не спрашивал. Пока не хочу поднимать лишний шум: вдруг расписки к делу не относятся? – Ханнасайд перехватил взгляд Гласса. – А вам это имя что-нибудь говорит?
– Супруги Норт проживают менее чем в пяти минутах ходьбы отсюда, – медленно ответил Гласс.
С губ Хемингуэя сорвался беззвучный свист.
– Вы их знаете? – спросил Ханнасайд.
– Нет, сэр.
– А адрес?
– Их дом стоит на улице, параллельной Мейпл-гроув, и называется Честнатс.
Хемингуэй тем временем рассматривал фотографии, лежащие на столе.
– Да, Гласс, похоже, вы не промахнулись. Нужно отдать должное покойному Эрнесту: знал толк в женщинах. Настоящий гарем! – Он с восхищением взглянул на большой портрет очаровательной блондинки, одетой во что-то вроде веера из страусовых перьев. – Танцовщица Лили Логан. Ай да фигура!
Гласс содрогнулся и отвел глаза.
– «Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?»[17] «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная»[18].
– У каждого свое мнение, – пробормотал Хемингуэй и, отложив портрет Лили Логан, оценивающе посмотрел на другую улыбающуюся красотку. – Вот что значит жить в свое удовольствие! О-па! – Его взгляд остановился на портрете кудрявой брюнетки. – Эту леди я где-то видел.
– Неудивительно, если вспомнить, что подруги покойного в основном из кордебалета, – сухо отметил Ханнасайд.
– «С любовью от Энжелы», – прочел вслух сержант и задумчиво потер подбородок. – В памяти что-то крутится… Шеф, а вам это лицо не знакомо?
Ханнасайд глянул на фотографию.
– Немного знакомо, – признал суперинтендант. – Актриса, наверное. В ближайшее время проверим.
Хемингуэй держал фотографию в вытянутой руке.
– А вы, Гласс, не в курсе?
– Не желаю смотреть на блудницу, – огрызнулся Гласс. – «Последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый»[19].
– Слушайте, да что с вами такое? – не выдержал сержант. – Какая-то актриса дала от ворот поворот?
– Я не вожусь с актрисами.
– Тогда прекратите их поносить! – Хемингуэй положил портрет на стол. – Шеф, у вас еще есть вопросы?
– Пока нет.
Распахнулась дверь, и в кабинет вошла мисс Флетчер. Бледная, в глубоком трауре, она смогла улыбнуться Ханнасайду.
– Ах, суперинтендант… Вы ведь суперинтендант, да?
Ханнасайд поднялся и незаметно накрыл фотографии бюваром.
– Совершенно верно, мадам.
Мисс Флетчер взглянула на заваленный бумагами стол.
– Боже мой, сколько у вас работы! Чаю не желаете?
Ханнасайд отказался, чем явно разочаровал хозяйку, и спросил, не хочет ли она с ним поговорить.
– Да, пожалуй, только, может, в другое время? Вы сейчас заняты, я не должна вас отвлекать.
– Мисс Флетчер, я в вашем полном распоряжении. Присядьте, пожалуйста. Гласс, подождите в коридоре.
– У вас такое доброе лицо! – заворковала мисс Флетчер. – Ничего подобного я не ожидала. Подкрепиться точно не желаете? Чашку кофе с сандвичем?
– Спасибо, мисс Флетчер, не нужно. О чем вы хотите поговорить?
– Боюсь, я напрасно трачу ваше время. Следовало спросить дорогого мистера Лоуренса, пока он был здесь. Мы с ним знакомы так давно, что считаем скорее другом, чем адвокатом. Надеюсь, он тоже так считает, хотя совмещать обе роли не обязан. Да, зря я его не спросила: вопрос как раз по его части…
