Туркестанский крест - страница 3
– Григорий Семёнович, знакомьтесь! Это – Злата. Займите её пока какой-нибудь беседой, а я ненадолго отлучусь по своим делам.
Девушка подошла к лейтенанту и что-то смущённо шепнула ему в ухо.
– Не проблема, – улыбнулся Максим, – суббота, время – послеобеденное, штабные уже разбрелись по домам – сегодня в Москве открытие Олимпиады. Григорий Семёнович, будьте добры, сопроводите даму в туалет. Сержанту, дежурному по штабу, передайте, что если будет умничать, то я, когда вернусь, настучу ему по бестолковой голове!
Уже в дверях лейтенант внезапно обернулся и прищуренным взглядом пристально посмотрел на Злату.
– Скажи-ка мне, красавица, перед тем как я уйду, вот такую фразу – теперь ты знаешь всё, иди и не оборачивайся, – вполне серьёзно попросил её Кольченко.
– Да пожалуйста, – девушка недоуменно пожала плечами, – теперь ты знаешь всё, иди и не оборачивайся.
Лейтенант вышел из душного сумрака помещения под палящие лучи раскалённого добела солнца. Дверь бунгало жалобно скрипнула и медленно закрылась.
– Костя! Поехали к «стекляшке»!
Машина, нервно вздрогнув, завелась и, не спеша, покатилась вокруг плаца, мимо старых чинар и акаций, по дороге, ведущей к выезду из военного городка.
«Злата, Злата.… Вспомнил я, где и как мы с тобой повстречались. Правда, выглядит это всё как-то уж совсем невероятно. С тех пор прошло более пяти лет, а девушка выглядит моложе, чем тогда» – подумал про себя лейтенант и, откинувшись на спинку сидения, сомкнул веки.
Перед глазами отчётливо предстал чудесный апрельский день пятилетней давности: ослепительная вспышка молнии, ударившая в крышу эстрады танцплощадки, терпко-кислый аромат весеннего воздуха, насыщенный невероятным количеством озона. Смеющиеся глаза девушки, чёрные, бездонные, с золотыми искорками, тонущими в их бездонной глубине.
Провинциальный городок. Вторая половина дня. Восемнадцатилетний Максим Кольченко возвращался домой из военкомата, где только что успешно прошёл призывную комиссию. Он был признан годным без ограничений и предварительно зачислен в команду новобранцев-морпехов, предназначенную для отправки на Тихоокеанский флота. Прошлым летом Максим завалил вступительные экзамены в институт стран Азии и Африки при МГУ, и вооружённые силы Советского Союза распахнули перед ним свои двери. На службу Кольченко не рвался; он и так всю свою недолгую жизнь провёл в армии, среди солдат, среди оружия и боевой техники. Отец – кадровый офицер, полковник. Мать – филолог. Он был типичным гарнизонным ребёнком. За его спиной – две группы войск и пять военных округов, от Германии до южного Казахстана, семь сменённых школ и полгода работы на стройке монтажником. Срочная служба его не пугала. Долг родине Максим собирался отдавать либо в морской пехоте, либо в ВДВ. А учёба никуда от него не денется. Кольченко был уверен, что, отслужив, поступит в свой институт вне конкурса.
Тот день был по-летнему тёплым. В сквере у кинотеатра уже распустились первые бутоны алых и белых роз, в городском саду полыхала сирень, а под стволами черёмух белоснежными коврами стелились россыпи опавших лепестков. Воробьи, раздуваясь от важности, чирикали во всё горло, а в прозрачно-голубом небе, кувыркаясь, кружили голуби. На казачьем рынке, через который пролегал путь Максима, в это время дня было немноголюдно.
Гроза налетела стремительно, как песчаная буря в казахской степи. Свинцовые тучи огромными шарами накатывались на разомлевший город со скоростью курьерского поезда. Резко потемнело. Яростный порыв ветра поднял в небо облако пыли и закружил в мелких смерчах обрывки бумаги, прошлогоднюю листву, опавший цвет черёмух, фантики от конфет…