Тушите свет (сборник) - страница 23



Тогда этот Горохов сделался злым и сказал с упреком Потягину:

– Я тебе, Семеныч, этого никогда не прощу! Ты мне чего обещал? А теперь получается, я в каком-то дурацком протоколе фигурировать буду, так, что ли?

Потягин тоже разозлился, но перед Гороховым залебезил и сказал, что все уладит. Он тоже пьяный был, поэтому полез ко мне с угрозами. Но меня этим не возьмешь. Я ружье с плеча сдернул и предупредил:

– Я при исполнении! Прошу об этом не забывать!

А дальше все произошло очень быстро. Второй, мордастый и белобрысый – по фамилии Букреев, как я узнал потом, – был пьянее всех. И очень я ему, видно, не понравился – еще с самого начала. Такие, как он, всех считают идиотами только по той причине, что у людей нет больших денег. Да ведь больших денег на всех не хватает, и ум, я полагаю, тут ни при чем. Но Букреев считает иначе. Я по его понятиям – ничтожество, вредное насекомое, которое нужно давить, если оно мешает жить. Если бы я не мешал, он бы меня и не заметил. А тут, на тебе! Да еще к тому же, повторяю, он сильно выпивши был.

Ну, покрыл он меня отборным матом и велел убираться. В самой грубой форме. Это меня, человека, которого государство поставило, чтобы лес охранять! Я, конечно, возмутился и тоже что-то сказал. Тут он и выстрелил.

Толком я ничего и не помню. Грохнуло сильно, и в грудь меня ударило. Сознания я не потерял, но упал сразу. И все мне вроде безразлично было. Лежу себе как бревно, и ничего меня не касается. Эти вокруг меня засуетились, заговорили чего-то, а я слышу, но слов не понимаю. И слабость страшная.

Потом они в машину сели и уехали. Даже добычу свою брать не стали. Наверное, протрезвели, когда поняли, что наделали. Видно, они думали, что я убит. Конечно, я так бы и помер там, но лошадка моя домой вернулась, и домашние, конечно, всполошились. Все меня искать бросились – ну, и нашли, слава богу, быстро. В сельскую больницу отвезли, там у нас врач толковый – он меня поддержал, пока я там валялся. Санавиацию вызвал. В общем, спасли меня.

Только промашка у нас вышла – в милицию поздно обратились. Да и милиция не особо расторопно действовала. Короче, на месте происшествия осмотра даже толком не сделали, экспертизу моего ружья не провели, а свидетелей, сами понимаете, раз-два и обчелся. Да и свидетели-то – Потягин да Горохов – то ли свидетели, то ли соучастники. В общем, следствие сразу же началось с большими упущениями.

Правда, эту троицу взяли в тот же день. Поэтому замять дело не удалось. Они спьяну-то да впопыхах в овраг опрокинулись. Дело обошлось без жертв, но машину помяли. И сначала в милицейском протоколе факт нетрезвого состояния был отражен. Это потом протокол куда-то затерялся.

Кстати говоря, на первом допросе ни Потягин, ни Горохов не отрицали тот факт, что Букреев выстрелил в меня. По-видимому, они боялись, что их объявят соучастниками убийства. Правда, они отрицали, что выстрел был произведен намеренно, и оба говорили, что Букреев нажал на спусковой крючок случайно. Подтверждали они и факт браконьерства – сначала.

Это потом начались твориться чудеса. Пока я лежал в больнице, все трое изменили показания. Теперь они заявляли, что даже не имели намерения охотиться в заказнике, а просто собирались пострелять на природе по бутылкам. И уж, разумеется, никаких косуль они и в глаза не видели. По их словам выходило, что я набросился на них, мирно отдыхающих на поляне, угрожал им и даже выстрелил первым. Поняв, что их жизнь в опасности, Букреев выстрелил в воздух, чтобы остановить меня, но было темно, и пуля попала мне в грудь. Посчитав, что я убит, они отправились за машиной, чтобы сообщить о несчастье. Вот такие добрые люди.