– Из того, что мы знаем о Горохове, – возразила я, – трудно сделать вывод о наличии у него этих самых побуждений.
– Ну, не будем отчаиваться! – убежденно заявил Кряжимский. – Утро вечера мудренее. Завтра я непременно добьюсь аудиенции у господина Горохова и заставлю его меня выслушать. Только я попрошу вас – пусть кто-нибудь сделает копию этой записи. Оригинал, разумеется, должен остаться в редакции.
На том мы и порешили. Пленку переписали, и Сергей Иванович, взяв копию, отбыл домой – после трудного вояжа ему следовало отдохнуть.
Смотреть в жалобные глаза Маринки у меня не было сил – ничего ободряющего сообщить ей я не могла, поэтому тоже отправила ее домой.
Я закрылась в кабинете, сидела в кресле, смотрела в стенку и думала о том, что мы теряем время, в результате останемся в дураках. Я уж не говорю о том, что Маринка никогда не получит своих денег. Хотя деньги-то – дело наживное! Меня больше заботит, чтобы преступникам было воздано по заслугам, а газета получила сногсшибательный материал. Тогда мы сможем оказать Маринке материальную помощь.
Предположим, Горохова кто-то напугал, размышляла я. Зачем ему в самом деле выгораживать этого Букреева? Пусть даже суд объявит Букреева невиновным – позиция Горохова при этом будет выглядеть очень некрасиво и популярности ему не прибавит… Никто не поверит смехотворной выдумке о стрельбе по бутылкам. И зачем ему это надо? Не выгоднее ли ему сдать Букреева со всеми потрохами? Мол, ошибся в человеке, даже другом считал, а он меня подставил, и я не хочу иметь ничего общего с преступником.
Допустим, я права. Но кто мог напугать человека при такой должности? Это мог быть только Букреев. Однако Артамонов правильно заметил – это Букреев зависит от Горохова, а не наоборот. Так что, думаю, свою линию он выдерживает по велению сердца.
Хотя Артамонов также заметил, что совсем не уверен в своем предположении. Отношения чиновник – бизнесмен – вещь очень интимная, здесь трудно разобрать, кто от кого больше зависит.
Вот мы и пришли туда, откуда начали.
Делать нечего, придется принять предложение Виктора. Я почти физически ощущала, как утекают драгоценные минуты.
Я позвала к себе нашего фотографа.
– Действуй! – предложила я. – Сегодня сходи на Бахметьевскую. Надо подготовиться – выяснить, как расположена квартира, какой замок в двери, сколько соседей… Пусть это будет чисто внешний осмотр, обещай, что больше никаких действий предпринимать не будешь. Ведь разведка необходима – без нее соваться в квартиру неразумно.
Виктор не сказал ничего. Он просто чуть склонил голову в знак согласия.
Когда утром я появилась в редакции, меня встретил аромат свежего кофе и бодрая Марина в броском серебристом платье и с причудливыми клипсами в ушах. Первый шок уже прошел, и, кажется, наша секретарша постепенно обретала утраченный было оптимизм.
Рядом вертелся Ромка, искательно заглядывая мне в глаза.
– Что у вас, молодой человек? – строго поинтересовалась я.
Из его сбивчивой, взволнованной речи я поняла, что наш юный курьер разочарован ходом расследования, а точнее, собственной, чрезмерно малой ролью в нем. Его исключительные способности и молодая энергия, как он считал, заслуживают большего. От внимания Ромки не укрылось, что последние обсуждения проходили в узком кругу.
– Не лезь поперек батьки в пекло! – посоветовала я ему. – Энергии и способностей у нас хоть отбавляй. Фактов не хватает! У тебя есть какие-нибудь факты?
