– Иди ужинать, – позвала Светлана мальчика. Тот еще глубже забился под диван, наблюдая оттуда за развитием событий.
– За встречу, Светочка, – сказала Катя, подняв бокал. – Сто лет не виделись. У тебя-то что нового? Все там же работаешь?
– Там же, – кивнула Светлана, пробуя вино. Она взяла бутылку, повернула. – Слушай, по-моему, «Кагор» через «а» пишется. А тут – «Когор».
– Не знаю, в палатке брала. Может, не русский?
– Да, скорее всего. Наших-то видела кого-нибудь?
– Наталью встретила недавно. Она со своим разошлась.
– Опять? Отчего?
– А от того же. Они с Валькой приходят к ней, а у него глаза бегают. Смотрят – туфли в прихожей. Всю квартиру обошли – никого нет. А по глазам видно, что кто-то есть. Наталья ему по морде влепила и ушла.
– Так и не нашли, кто там был?
– Никого не нашли.
– В ванной смотрели?
– И в ванной, и на балконе, и под кроватью. Правда, знаешь, у них телевизор новый, и коробка на антресоли стоит, большая. Может, туда запрыгнула? Да ладно, разберутся. У тебя как дела, расскажи.
– Все так же. На двух работах, а толку чуть.
С независимым видом в кухню вошел Пашка. Прогулялся взад-вперед, бросая долгие взгляды на шоколадку. Затем так же степенно удалился.
– Разведчик, – хихикнула Катя.
– Это он нас сегодня без кофе оставил. Пусть походит.
– Наливай еще. За дорогу, да? А в садик вы ходите?
– Ходим. Ползарплаты за этот садик отдаю.
– Как?! Ты же мать-одиночка, тебе должны...
– Не одиночка я, а разведенка. Это, Катенька, большая разница, и платить мне надо по полному тарифу.
– Ну надо же! Слушай, а твой не появляется?
– Он сейчас в Италии работает. Прислал один раз деньги ребенку, давно – еще на день рождения. На две рубашки еле хватило. Бизнесмен хренов...
– А чего на алименты не подашь? Это же его ребенок, он должен!
– Ох, Катя, никто мне ничего не должен. Все сама. И я уже привыкла.
– Постой, ты сказала, на двух работах. В парикмахерской – знаю, а где еще?
– В школе убираюсь по вечерам.
Катя удивленно захлопала глазами:
– Ты – полы моешь? Светка, да ты что?!
– А что? По знакомству, между прочим, устроили.
– Светик, это уму непостижимо. Мы в школе думали, ты какой-нибудь звездой станешь или фотомоделью. Весь мир объедешь.
– И на Луну слетаю. Только белье постираю, посуду помою, ребенка в сад отведу, в больницу с ним схожу, полы вымою, магазины обегу, еды наготовлю... А потом можно и мир объезжать.
– Да ладно тебе! Помнишь, как десятиклассники из-за тебя дрались? А фигурка у тебя и сейчас как у балерины. Мне бы такую...
– Не прибедняйся, Котенок, ты же очень красивая.
– Я симпатичная, а красивая у нас ты. И нечего тебе полы мыть. Господи, да я же помню, сколько к тебе мужиков липло! Неужели никто не мог получше пристроить?
– Они, Катенька, не для того липнут, чтоб мою жизнь устраивать. Им больше интересно, куда я Пашку на вечер дену. А чем его кормлю и во что одеваю – ни один еще не спросил, веришь?
– Можно я тут еще покурю? А хочешь, у своего спрошу, вдруг поможет. У него знакомых много...
– Чем поможет, жениха найти? Спасибо, мы уж сами...
– Мама, я хочу есть! – провозгласил Пашка, вновь появившись на кухне и не сводя взгляда с шоколадки.
– Сейчас положу, садись. Пойдем, Котенок, в комнату. И бутылку захвати.
...Вечером, когда Катя ушла, со слезами пообещав, что будет писать и при случае обязательно поможет, а Светлана стирала испачканный Пашкой халат, ребенок вдруг заплакал.
