Повышение квалификации до психотерапевта считалось простой бумажкой, что можно повесить в кабинете в деревянной рамке. Зато Уильям мог уйти из больницы, получив достаточно опыта, и позднее начать частную практику, имея стопку положительных рекомендаций.
– Я был один, пытаясь сохранить себя в этом безумном падении, – напел он себе под нос, разуваясь. Приглушенный звук телевизора все же достучался до него – показывали очередную рекламу. Короткая мелодия затихла, Уильям оставил туфли на полочке, повесил пальто на крючок и зашел в крошечную ванну.
Белоснежная плитка почти повторяла больничную – абсолютная чистота, болезненно отражающая яркий свет лампочек. Зеркальный шкафчик над раковиной напомнил Уильяму, что все же придется снова начать использовать патчи для глаз, если мужчина не хочет в ближайшее время стать похожим на одного из пациентов. Фиолетовые следы усталости проступали под нижними веками, пока еще бледные, но уже достаточно заметные для пристального взгляда.
Воду подавали последний час – времени на долгое разглядывание своих недостатков не оставалось. Уильям разделся, оставил одежду ровной стопкой на бачке унитаза и зашел в душевую кабину. Теплая вода мягко окутала его, мятный гель для душа взбодрил и смыл остатки рабочих мыслей. Все, что происходило в больнице, должно там и оставаться.
Но стоило укутаться в мягкое синее полотенце, как в голове снова всплыла юная пациентка. Стоун так жаждала от нее избавиться или накормить горстью разных лекарств, что едва не переходила на крик. Возможно, потому что она привыкла к тому, что из года в год в ее отделении лечатся одни и те же люди, бесконечный круг «обострение-больница-дом-обострение». Сначала Уильям возмущался, когда слышал очередную историю о том, как родственники в десятый раз отправили больного лечиться или не соблюдали рекомендации, но довольно быстро понял, что не имеет права их осуждать – ситуации происходили разные, а заставить пить лекарства вне стационара не так уж и легко взрослого человека, душевнобольного – тем более. Он до сих пор помнит, как во время практики один из больных перевернул стол, а затем вооружился ножницами. Если бы не быстрая реакция – Уильям бы не отделался небольшим шрамом на плече.
Привычно пройдя в комнату полуобнаженным, мужчина оставил мокрое полотенце на ручке двери. Тусклый свет телевизора едва погас – на экране очередная постельная сцена низкосортного триллера показывала силуэты тел. Уильям усмехнулся. Он так давно не имел отношений, что совсем забыл – каково это, когда чьи-то нежные прикосновения помогают уснуть или расслабиться после сложного дня.
Рухнув в кровать, мужчина закрыл глаза.
Сон пришел мгновенно.
***
Утро никогда не было лучшим временем в расписании Уильяма. Хотелось грязно выругаться, услышав стандартный звук будильника, надрывающегося над ухом. Заставив себя подняться, мужчина медленно оделся, выудив из шкафа стандартный набор одежды. Привычка хранить вещи комплектами сохранилась с модельного прошлого – гораздо легче сразу быть готовым к выходу, нежели искать по всем полкам необходимое.
Уильям еще успевал позавтракать дома – но в больнице совсем скоро накрывали столы для персонала, поэтому он вышел пораньше. В конце концов, в холодильнике ничего кроме пачки замороженных равиоли.
Холодный ветерок неприятно коснулся лица, стоило покинуть дом. Июньское серое небо не предвещало хорошей погоды – воздух наполнялся запахом приближающегося дождя, темная уличная плитка не радовала, а однотипные домики казались бы отвратными, не будь они выкрашены в яркие цвета. Уильям до одури не хотел идти на работу. Он отдал бы полжизни, лишь бы еще немного поспать, полежать в мягких простынях и позже выпить чашечку сладковатого пряного чая, почитать о новых исследованиях в области психотерапии или нейробиологии. Хотелось бы уйти в отпуск, которого он уже больше года не видел, но оставлять даже нескольких пациентов стало бы свинством.
