Мне всегда казалось, что ничтожно мало. Что мама с папой могли бы побыть со мною подольше. Что они не должны были вот так оставлять нас с братом совсем одних.
– Тебе не кажется, что идея выдать тебя за человека, который едва ли станет ценить и оберегать тебя должным образом, несколько противоречит идеалам вашего народа? Не ты ли вчера уверяла Арсенио, что он всенепременно тебе изменит, а ты не сможешь этого простить?
– Он тебе весь наш разговор пересказал? – эти инкубы хоть что-нибудь скрывают друг от друга?
– Он повторил основную мысль, чтобы я смог сделать соответствующие выводы. Как видишь, – взгляд Байрона исполнен снисхождения терпеливого, ласкового, – ты противоречишь сама себе. Ты опасаешься гипотетических измен Арсенио и потому отказываешь ему, но, судя по всему, готова принимать их от того, кого выбрал для тебя брат. Это есть результат причудливой женской логики или ты просто до такой степени привыкла полагаться на Эвана и его решения, что перспектива сделать свой выбор, не зависящий от мнения брата, тебя пугает?
– Мои отношения с Эваном тебя не касаются, – беседа явно затягивается. И переходит допустимые границы. – Равно как и мой выбор, и причины, побуждающие сделать его. А то, что ты осмелился предложить мне… возмутительно, безрассудно и аморально. Как вы вообще могли вообразить, что я соглашусь на… на такое?! В конце концов, я не суккуба и один добропорядочный муж меня более чем устроит.
Двое, подумать только! Видит Лаэ, это безумие.
Непристойное, скандальное даже для Лилата безумие.
Эван никогда не допустит подобного.
– Если не ошибаюсь, завтра бал у лорда и леди Огден. Ты ведь получила приглашение? Должна была, вашей семье их посылают регулярно. Ты приедешь на бал…
– Нет.
– Приедешь, – Байрон словно не слышит моих возражений. – Арсенио пришлёт за тобой мобиль…
– Не стоит беспокоиться, я всё равно никуда не поеду, – терпение трепещет слабым огоньком, готовое в любой момент погаснуть от случайного слова, фразы, что ворвётся сквозняком.
Байрон всегда столь упрям и настойчив? Я видела его с приятелями, с клиентками и прежде он всегда представлялся мне слишком красивым, надменным и самовлюблённым, слишком озабоченным собственными нуждами и собственной же персоной, чтобы думать всерьёз о ком-то другом.
– Арсенио встретит тебя на балу, затем к вам присоединюсь я.
К щекам приливает кровь, и я отворачиваюсь поспешно, стараясь отбросить непозволительные мысли. Он говорит о бале, о светском рауте с множеством приглашённых гостей и вовсе не имеет в виду ничего непристойного, это утихшие было инстинкты находят сомнительные намёки во вполне невинной реплике. И воображение охотно тянется следом, рисует возмутительно яркие картины, словно после прочтения очередного бестселлера из Эмирады.
– На первое время и для твоего спокойствия и сохранения репутации мы с Арсенио изобразим соперников, – продолжает Байрон. – В умеренных дозах, безусловно, хотя я бы предпочёл сразу брачный браслет… но сейчас ты к этому шагу не готова.
Я неосознанно касаюсь шеи и вспоминаю – не будет у меня ни родового ожерелья, какое было у мамы, ни брачной церемонии под полной луной, ни клятв, произнесённых пред ликом Лаэ и супруга её, грозного Рроха. Меня ждёт обычный, посвящённый человеческой богине храм, кольцо и муж-человек, который если и согласится на брачный обряд по нашим традициям, то лишь из мягкости и привычки уступать Эвану. А ожерелье нашего рода, то самое, что носила прежде мама, брат наденет на шею той, кого изберёт себе в пару. Мне же предстоит принять статусные украшения рода супруга.
