Камера у Бер-Госса была слишком кофортна для такого негодяя, но что поделаешь – первый советник. Лексу случалось бывать (и даже сидеть) в более худших казематах. Здесь у арестанта было вдоволь воды и пищи, стол, стул, масляный светильник и отхожее место за ширмой, и даже кровать была застелена льняным бельём. На взгляд Эрхана, достаточно было охапки соломы.
- Наконец-то! – недовольно приветствовал бер-Госс гостей. – Хоть один нормальный человек! Объясните же мне, в чем меня обвиняют?
- А разве вам не сказали? – в государственной измене, - пожал плечами Эрхан.
- Чушь! – взревел бер-Госс.
- Скажете это судье.
- Судье? Разве будет суд? Я полагал, меня придушат в камере и скажут, что я умер во сне, - сухо усмехнулся бер-Госс.
- О нет! И не рассчитывай на подобную участь! Ты сполна хлебнешь позора, - Лекс перешел на свистящий шепот. – Твой род будет проклят, люди будут плевать тебе в лицо, когда тебя повезут голым в клетке на эшафот, все твои преступления, вплоть до прелюбодеяний, будут зачитаны на площади. Палач поджарит тебе пятки и вырвет язык. Ты будешь четвертован на главной площади. Чтобы другим неповадно было. Легкой смерти не жди. Тварь.
- Ты не посмеешь, - закричал Бер-Госс, вцепившись в решетку. – У тебя нет доказательств! У тебя нет свидетелей.
- Ну, ну, полно! Доказательств и свидетелей у меня столько, сколько тебе и не снилось!
- Кто, кто посмеет поднять голос против меня?
- У тебя чертовски плохая память на лица, Бер-Госс. Я удивлен. Ты до сих пор не узнал меня? Даже твой племянник вспомнил, - издевательски протянул Лекс.
- Племянник? Этот слизняк! Он посмел! Да он сам!
- Сам, сам! – успокоил его Лекс. - Он пойдет на эшафот с тобой. Только ему отрубят голову – просто и без затей.
- Кто ты? – прохрипел бывший первый советник, вцепившись в прутья решетки и вглядываясь в его лицо.
- Я тот, кого ты оставил умирать в лесу, утыканного арбалетными болтами, как булавочную подушку.
- Не может быть! – отпрянул Бер-Госс. - Пальцы…
- Ах, ты об этом? – Лекс с наигранным сожалением осмотрел свои безупречные руки. – Точно! Ты же рубил мне пальцы… для развлечения! Знаешь ли, есть такой человек – волшебник Корт… Для него ничего не стоит вырастить пару новых пальцев.
Лекс лукавил. Волшебник Корт и сам не понял, как у него получилось полностью восстановить руки Лекса. Он говорил, что просто очень испугался и безумно хотел помочь. А Лекс в это время был уже наполовину в царстве смерти.
Бер-Госс, наконец осознав, что обречен, осел на пол.
- Эйя! – с надеждой прошептал он. – Эйя станет королевой и спасет меня…
- О нет! Во-первых, Эйя от всего отопрется. А во-вторых, королевой станет Эрин.
Бер-Госс пробормотал что-то невнятное, но Эрхан уже не слушал его. Приобняв за талию бледную Эмму-Ли, он ушел.
- Милости, - выдохнула Эмма-Ли, вцепившись в его одежду, едва они свернули за угол.
- Что? – не понял Эрхан.
- Милости прошу, - прошептала она.
По щекам ее струились слезы.
- Ты с ума сошла, сестра? – изумился молодой человек. – Бер-Госс уничтожил сотни человек! Он…
- Он человек. Ты человек. Не будь зверем. Я не прошу пощады для него, я прошу милости. Неужели ты в самом деле… в клетке… голым… по улицам?
- Ну… да.
- Эрхан!
- Эмма-Ли!
- Ты разочаровал меня, - посмотрела ему в глаза женщина. – Ты такой же дикарь, как и все.
Женщина, выпрямив спину, направилась к лестнице.
- Эй! Ты думаешь, твой драгоценный Тариэль поступил бы по-иному? – крикнул ей в след Эрхан.
