Дон Корлеоне нервно курит в стороне. Рамсы Марго качать научилась будь здоров. Моя школа.
Смотрю на Данилу. Не очень-то парень за год вырос. Сидит на коленях у Мэл, молчит как в рот воды набрал. Напугала его Маруся. За три года в Поднебесной совсем страх растеряла. Похитить ребёнка и порхать с ним на вертушке над заливом.
На дочек не могу ругаться, тем более на старшую. Обожаю её до дрожи. Но после шести лет разлуки мы с Марго долго не могли насытиться друг другом и самым наглым образом повесили воспитание Маруси на Руслана. А потом родилась Мэл, и я принялся лепить из неё человека по своему образу и подобию. Потом явились свету близнецы, и Марго, вступив в золотую пору, когда женщины получают кайф от материнства, вложила в них душу. К рождению Ксюши мы уже немного выдохлись как заботливые родители, и потому мелкая, свободная от нашей гиперопеки, растёт счастливым ребёнком. А Марусе мы, наверное, недодали внимания. Впрочем, ей никто и никогда не был нужен так, как Руслан. В детстве она была больше женщиной, чем сейчас. Так манипулировать моим министром безопасности не получалось ни у кого. Парадокс. Но когда Маруся выросла, Руслан не смог принять её как женщину и оттолкнул. На глазах моя всегда такая мудрая девочка превратилась в обиженного подростка. Вчера довела взрослого мужика до одурения, сегодня похитила ребёнка и угнала вертолёт, а завтра объявит войну Англии?
— Маруся, у тебя должны быть очень веские аргументы, чтобы обосновать свою выходку, — в этот момент желаю поменяться местами с Марго.
— У Данилы серьёзные проблемы со здоровьем. Ты знал об этом? — поднимается Маруся с постели. Глаза тёмные, как небо перед грозой, крылья носа подрагивают, кулаки сжаты.
— Что с ним? — бросаю быстрый взгляд на ребёнка. Он держится рукой за лямку майки Мэл, изучая, раскрыв рот, её лицо.
— В два года парень сам не ходит. Лишь с поддержкой переставляет ножки. И не говорит, — крупная слеза сбегает по Марусиной щеке, следом другая. — Почему ни ты, ни Руслан не в курсе? Вы же с Димой друзья!
— Данилой занималась его мать… Но почему Димон…
— Дима большой ребёнок по жизни. А его жене плевать на сына. Она брала деньги на его лечение и спускала на себя.
— Испанский стыд! Но почему Волконский… Ладно, это я с него спрошу, — вспоминаю, как Димон всякий раз находил повод, чтобы не приезжать с сыном. — Услышал тебя.
— Я предложила Диме привозить Данюшу к нам. Волконский же трудоголик. Сутками пашет на компанию, а третья нянька Данилы никакая. Дифирамбы поёт Диме, а с сыном его, как с пупсом обращается.
— Это как?
— Без души!
Мэл кладёт Данилу на подушку и вытягивается рядом с ним.
— Он такой классный, пап, — глаза её сияют, будто и не рыдала пять минут назад. Я не узнаю свою малышку. Девица, которая скачет на татами, как заправский самурай, и гоняет со мной мяч на заднем дворе, вмиг превратилась в ласковую мамочку. Того и гляди майка от молока намокнет. — Данька, смотри, какой у меня мишка. Это мой лучший друг!
Лучший друг у Мэл — плюшевый мишка? Мои легионы! Сколько открытий за одно утро. Маруся совсем другая.
— С Данилой разберёмся, — вздыхаю я. — Давай про твои косяки поговорим.
Старшая дочь смущённо отводит глаза, и щёки её заливает румянец.
— До тех пор, пока ты не вышла замуж, за тебя отвечаю я. Потому получай домашний арест на неделю!
— За что? — отступает Маруся к окну.
