Тут же задумываюсь о том, о чем сразу не подумала в кофейне. Выходит, Тёма вчера был здесь. И, черт возьми, это настолько убого звучит, что даже смешно становится в какой-то степени.
Пока мой парень спал с моей матерью, я ночевала в одной квартире с его лучшим другом.
Не замечая ничего вокруг, я застываю посреди коридора, а после сгибаюсь пополам от хохота. Я не знаю, что происходит со мной, и почему я смеюсь, когда больше всего на свете хочется выть, стучась головой об стенку. Но я смеюсь. И продолжаю смеяться даже тогда, когда мать выходит из комнаты и встревоженно смотрит на меня.
Прихожу в себя лишь тогда, когда она касается моего плеча. Вздрагиваю, как от хлесткого удара плетью, который обжигает кожу и отшатываюсь в сторону. Невысказанные слова стоят комом в горле, и никак не определятся, как им дальше быть – выйти наружу, или же навсегда остаться внутри.
– Ты в порядке? – обеспокоено спрашивает мама, вновь протягивая руку, чтобы теперь коснуться моего лица.
Делаю шаг назад, одичало глядя на нее, словно желаю передать ту боль, которая съедает мое сердце изнутри.
– Мне нужно на воздух, – хрипло выдыхаю я. – Я вспомнила, что кое-что забыла купить.
И не дожидаясь ее ответа, разворачиваюсь и бегу в сторону входной двери. Обуваюсь, нервно дергая непослушными пальцами шнурки, после чего хватаю с вешалки куртку и, от души хлопнув дверью, вылетаю наружу.
Злость гонит меня, дышит в спину, словно желает догнать. А я не хочу так просто сдаваться в ее плен. Сейчас я больше всего хочу успокоиться, прийти в себя и снять груз с души, который тяжелым камнем тянет ее на самое дно, куда не пробиваются лучи солнечного света.
Ей нельзя туда. Она погибнет без света. Тьма поглотит ее, распылит, уничтожит в считанные часы. И я погибну вместе с ней.
По улицам бегу, не замечая, как задеваю случайных прохожих. Не останавливаюсь и не оборачиваюсь, чтобы пробормотать очередное «извините». Нет сил, и нет времени на это. Да и не имеет никакого значения. Сейчас самое главное для меня – спастись.
Останавливаюсь я лишь на обрыве, который в заброшенной части парка. Смотрю на соседний район города, который раскинулся внизу, и где бурлит жизнь, и понимаю, что уединение – это самое лучшее средство пережить предательство и обман.
Обида гложет изнутри. Обида на близких людей, которым безоговорочно доверяла, и с кем была открыта всегда. Даже слабое оправдание, что мама могла и не знать, никак не воспринималось сердцем, быстро бьющимся в груди. Потому что знал Артём. Потому что видел наши семейные фотографии, которых у меня множество в телефоне. И пусть мать сейчас сильно изменилась внешне, ее черты лица все равно оставались узнаваемыми. А это уже ничем оправдать нельзя.
Набрав полную грудь воздуха, я что есть силы кричу, в надежде, что меня услышат. И разрываюсь от второго желания остаться незамеченной. Остаться слабой лишь для себя, лишь наедине с собой. Чтобы потом никто не смог упрекнуть меня в этом.
Люди любят упрекать. Всех и все, что не желает прогибаться под систему их же стереотипов. Они грызут ногти и локти, искренне веря, что их манипуляции и попытки посадить тебя на цепь останутся не только незамеченными, но и принесут свои плоды, для успокоения низменных порывов гнилой души.
