– Уйди, заразный, – фыркнула я и снова уселась к нему спиной.
Я была занята. Кукла Катя пришла в гости к кукле Марианне, они пили всамделишный чай из почти как настоящих чашек, только маленьких. Чай специально с завтрака припасла.
– Сколько ложечек сахара вам положить? – спросила Катя у Марианны.
– Мне, пожалуйста, три ложечки, спасибо, дорогуша.
– Ой, что вы-что вы!
Позади раздалась возня и сопение. Заразный Никитка никуда уходить не желал. Наоборот, продолжил канючить.
– Зи-и-и-ин, мне скучно...
– Отстань. С Тяпой играй. Не хочу ветрянку.
– А я тут три недели буду, – сообщил хитрый сосед. – А тебя в город заберут. В садик, манную кашу есть с комками. И молоко. С пенками.
Это был весомый аргумент. Бабушка уже давно грозилась, что скоро мать за мной приедет, ей и буду капризы устраивать. Запах молока с пенками как взаправду почуяла. Но самое главное, в садике тихий час. И стул для баловников в углу, на котором я частый гость.
– А ветрянка – это больно? – спросила на всякий случай. Подойдя к забору, но держась на безопасном расстоянии.
– Не, чешется просто и на реку нельзя, – беспечно отмахнулся Никитка. – Ну что, заразить? Вместе играть будем, заразным можно.
Риск того стоил. Озираясь, чтоб не увидел никто, мы встретились в кустах жасмина рядом с секретной лазейкой в заборе. Поиграли в стройку – он подвозил песок на самосвале, а кукла Марианна была начальник участка. Съели яблоко, откусывая по очереди, чтобы наверняка.
– Ну как? Заболела?
Я прислушалась к своему организму. Ничего не чесалось, и вообще я оставалась подозрительно здоровой.
– Кажется, нет. А ты вообще знаешь, как заражают?
Он подумал немного, взглянул на меня с загадочным прищуром, и сказал, что знает. Но только если я поклянусь сердцем матери, что не разболтаю. Предвкушая что-то жуткое, я поклялась этой самой страшной клятвой, которую мы знали.
– Ты должна меня поцеловать! По-настоящему.
– Что, прямо в губы? – переспросила я с ужасом.
Никитка скривился и кивнул. В тот момент заболеть ветрянкой мне очень хотелось. Зажмурившись, я вытянула губы трубочкой, прижала к его губам и мысленно досчитала до пяти.
– Ты че, по-настоящему это с языками, в кино не смотрела что ли! – произнес он презрительно. – Малявка. Давай, у меня еще яблоко есть, потом дам откусить, чтоб не так противно было.
И высунул розовый кончик языка. Преодолевая отвращение, я мазнула по нему своим и тут же отстранилась. Принялась тереть язык ладошкой.
– Фу! Слюни!
– Бе-е-е, гадость! – согласился Никитка, отплевываясь. – На, кусай.
Мы разделили последнее яблоко и поклялись, что больше никогда не будем ни с кем целоваться. Даже в щечку. Кто только такое выдумал!
***
Ветрянкой я тогда так и не заболела, иммунитет крепким оказался. Мы оба сделали вид, что забыли об этом случае. Но до сих пор вспоминаю и смеюсь. Мой первый поцелуй. С покрытым сыпью соседским мальчишкой, которому было очень скучно.
Правда, потом до Ника все-таки дошло, зачем это делается. Он и мне объяснил. На примере. Но об этом вспоминать совершенно ни к чему.
И вообще, с кем я только с тех пор не целовалась! Если каждого вспоминать, ни на что другое времени не останется.
Кому я вру, вспоминается только Ник. Намертво в память врезался. Закрываю глаза – и будто взаправду чувствую его горячие требовательные губы. Прикосновение языка – это вовсе не противно, наоборот. Сводит с ума, заставляет желать большего...
