Потираю лоб, поднимаю лицо к небу, глубоко вдыхаю, но сон не развеивается. Это подлая реальность, сшибающая с ног.
— Ошибка, — повторяю в бреду. — Ошибка. Когда бы она успела, да? — С надеждой смотрю на Фазу, но разве он может приободрить? Он — это идеальное сопровождение на похороны врага. Искать в нем поддержки бесполезно. — Пятый месяц? Бред! Ей восемнадцать только в июле исполнилось! Она из дома никуда без присмотра не выходит! У нее просто живот вздулся, верно?
— Босс, на нас уже из окон таращатся. Может, вы наконец возьмете себя в руки? Или я буду вынужден затолкать вас в машину и увезти домой. Потом спасибо скажете.
Мне бы хоть каплю его уравновешенности. Интересно, у него сердце вообще есть? Оно бьется? Хоть иногда пульс учащается?
Я поправляю пальто, пальцами приглаживаю волосы, беру Артура за руку и иду к дверям. Возможно, придется ночевать в клинике. Но хрен я отсюда уйду, пока врачиха не извинится за свой ошибочный преждевременный диагноз!
У стойки регистратуры узнаю, куда направили Лучиану, и получаю кучу бумаг на подпись.
— А потом никак?
— Вас все равно к ней не пустят, — с дежурной улыбкой объясняет медсестра. — Пока осмотр, анализы, УЗИ, процедуры. Торопиться некуда.
Тяжело вздохнув, отправляю Артура с наличкой Фазы к автомату с шоколадом и заполняю всякие анкеты, разрешения. Время в больнице идет иначе. Оно здесь шипящими змеями ползет. Опоясывает, душит, жалит. Кажется, каждая секунда отбойным молотком стучит в висках.
Я успеваю не только заполнить все бумаги и узнать подноготную врачицы, в руках которой сейчас здоровье моей племянницы, но и выпить несколько стаканов отвратительного пойла под гордым названием кофе.
— Помои, — роняю, выбрасывая пятый стакан в мусорную корзину.
— Роман Алексеевич, — окликает меня вышедшая из отделения врачица и стягивает с лица маску, — мы закончили. Это угроза выкидыша. Поэтому я настоятельно рекомендую Лучиане стационарное наблюдение. После капельницы мы переведем ее в вип-палату. Вы можете убедиться, что там очень удобно…
— Выкидыша? — перебиваю я ее, без способности переварить то, что она сказала позже.
— Не волнуйтесь. С плодом все в порядке. Лучиана даже захотела узнать пол, — улыбается она. — Ему уже семнадцать недель, так что открылся нам. Это мальчик.
— Семнадцать недель? — переспрашиваю, прикидывая, сколько же месяцев назад ее обрюхатила какая-то собака, которую я буду медленно зубами на куски рвать. — Мальчик?
Больше всего хочется, чтобы сейчас из всех дверей выскочили операторы, а ведущий торжественно воскликнул, что я герой шоу «Розыгрыш».
— А вы, наверное, папа? — Она переводит взгляд за мое плечо — туда, где стоит Фаза.
— Вряд ли, — отвечает он в своей мерзлой манере.
— Извините, — осекается врачица и снова все внимание уделяет мне. — Лучиана очень худая, у нее токсикоз. Организм ослаблен, а нагрузка с каждым днем растет. Отсюда и кровотечение. Но мы быстро поправим ее здоровье. Вы можете ехать домой…
— Я хочу поговорить с ней.
— Сейчас нельзя. Дайте ей отдохнуть. Приезжайте утром.
Я делаю шаг вперед, пугая врачиху, но рука Фазы опять останавливает меня.
— Организуйте для Романа Алексеевича койко-место, — велит он. — Уверен, здесь это осуществимо. Он очень любит своих племянников и места себе находить не будет в стенах дома. Войдите в его положение. Он в долгу не останется.
Она выдыхает, озираясь по сторонам.
