Едва я спускаюсь по лестнице, меня встречает запах сырости и земли. Я беру корзину для белья и начинаю в нее укладывать винные бутылки. Услышав за собой звук, я вздрагиваю.
– Боже мой, ну и испугалась же я! – произношу, увидев, что на лестнице стоит Гисли.
Он не обращает на это внимания, бурчит что-то и начинает сдвигать вещи на одной из полок. Я продолжаю заниматься вином и кладу в корзину еще пару бутылок.
Не знаю почему, но когда мы оказались в подвале вдвоем, атмосфера сразу же стала какая-то напряженная. Мне и до этого было не по себе, но сейчас я вдруг ощутила, что пора скорее бежать отсюда.
Гисли мне не нравится – хотя я и не могу в этом признаться, не испытав угрызений совести. Он мне ничего не сделал. Мне бы пожалеть его: ведь у него дочь погибла… Мне бы восхититься, как они с Эддой после всего этого взяли внучку к себе и воспитали… Но в его взгляде и его присутствии есть что-то неприятное.
Я поднимаю корзину; бутылки звенят. Гисли, кажется, нашел, что искал: он держит старинный на вид бинокль и разглядывает. Когда я прохожу мимо него, он останавливает меня, схватив за плечо.
Хватка у него крепкая, рука тяжелая. Он стоит ко мне так близко, что я чувствую запах его дыхания, когда он произносит:
– И крепкого захвати.
– Крепкого?
– «Хендрик». Или «Бомбей».
Я соображаю, что он напоминает мне насчет джина, и киваю. Он не отпускает мое плечо, пока я не делаю шаг назад. Быстро окидываю полки взглядом, пытаясь отыскать нужную бутылку.
– Они в морозильнике, – подсказывает Гисли.
Он откладывает бинокль и открывает морозильник. Тянется за бутылками, затем поднимает их и отряхивает от инея.
– Наверняка они крепкого захотят, – произносит он, не глядя на меня. – Наверху должно быть много виски, но проверь, есть ли какой-нибудь коктейль.
Я киваю, и Гисли поднимается по лестнице. Когда он уходит, мне становится легче, и я нахожу, что искала. Этот подвал мне ужасно не нравится, и я тороплюсь.
Вдруг лампочка гаснет, и я остаюсь в кромешной темноте. В тот же миг я слышу, как дверь подвала с громким грохотом захлопывается.
Я совсем не рада, что оказалась здесь заперта. Пульс отдается в ушах. Я стою как громом пораженная не могу двинуться, не решаюсь позвать на помощь. Я развожу руки в стороны, двигаюсь вслепую и нащупываю перед собой деревянные полки. Начинаю продвигаться вбок, но останавливаюсь, услышав шум. Тихое царапанье где-то поблизости. Мышь.
На этом лавовом поле они повсюду. Гисли всегда расставляет вокруг машин мышеловки, чтоб они не забрались внутрь. И ситуация не меняется, хотя каждое утро во всех мышеловках лежит по мыши: крошечные тельца, раздавленные сталью. Я стараюсь на них не смотреть.
Я собираюсь с духом и ощупью продвигаюсь вперед, пока не натыкаюсь ногой на нижнюю ступеньку лестницы.
Когда я поднимаюсь, Элиса по-прежнему сидит в кафетерии и пьет молоко. Увидев меня, она улыбается и облизывается.
– Элиса, это ты дверь захлопнула? – спрашиваю я, и тон выходит более резким, чем хотелось. У меня до сих по стучит в ушах и мерещится шорох мыши, хотя я и закрыла за собой дверь в подвал.
Элиса улыбается и мотает головой, но я вижу: это неправда. Я всегда вижу, когда говорят неправду.
Триггви
План таков: пройти два километра от Артнастапи до Хетльнар. Мы начнем путь от статуи Баурда Снайфетльсауса[8], оттуда пойдем вдоль моря, через лавовое поле, и выйдем на взморье в Хетльнар. Это красивая дорога, короткая и довольно легкая. Хотя совсем безопасной ее не назовешь: тропинка проходит вдоль отвесного скального обрыва, за которым только студеное море. Здесь не место ни малышам, ни пьяным, ведь проще простого оступиться и упасть.
