Тристан
Злость разрасталась, как пожар на ветру. Под кожей кололи иголочки. Если бы я не подавлял эмоции, то, наверное, сейчас бы всё сметал на своём пути.
Чувства я мог показать только ей. С другими был холоден и спокоен. Но от этого не менее злобен.
– Повтори, что ты с ней сделал? – тихо спросил я.
Вдох. Выдох.
Чем больше я злился, тем ниже звучал мой голос.
– А как её ещё наказать? – недоумевал дворецкий.
– Сколько было плетей?
Я медленно снимал с себя перчатки. По одному пальцу.
– Три.
– Хорошо.
Мой шёпот прозвучал зловеще, потому что мужчина скрючился и побледнел.
И правильно. Сейчас от меня шла невероятная угроза.
Я умел двигаться быстро. Настолько, что человек почти не понимал, что происходит. В два шага оказался рядом с дворецким. Пригвоздил его руку к столу. Взмах лезвия и по полу поскакали три пальца. Я отсёк их одним ударом кухонного ножа.
Молчание, а потом душераздирающий крик. Он сотряс всё поместье. Мужчина схватился за руку и согнулся пополам. Его лицо побагровело от боли.
– Не смей трогать эту девушку. Она моя.
Но кажется, он ничего не слышал, просто рыдал, опустившись на колени.
Я мазнул взглядом в сторону. За дверью собрались перепуганные слуги. От моего внимания они тут же спрятались. Завтра пойдут слухи. Хотя мы в Шадроксе. Здесь можно всё.
Плевать. На всех плевать, кроме неё.
Я вытер руки от капель крови и быстро пошёл в покои Эсмины. Девушка лежала на животе, и по телу пробегала лёгкая дрожь, как шёпот боли. Наверняка её лихорадило.
Откинув одеяло, я увидел три глубоких шрама. Они отекли и загноились.
– Лекаря! – гаркнул я так, чтобы было слышно даже внизу.
В дверь просунулась голова одной из служанок.
– Так уже с утра был, господин. Мази на тумбочке, я отвар принесу.
– Позовите другого! Самого лучшего!
– Как скажете.
Служанка испарилась, а сел на край. Стал аккуратно мазать раны.
– Мама! – простонала Эсми.
– Т-ш-ш. Спи.
– Мама, я люблю его.
Моя рука остановилась. Она в кого-то была влюблена? Вряд ли в старика, за которого её сватали. Значит, нашла мужчину после того, как мы разорвали помолвку. Ему и отдала невинность.
– Ты должна выздороветь, Эсми, чтобы я смог выпытать его имя, – нагнулся я к её уху.
Она только что-то промычала. По лбу стекали капельки. Вымочив тряпку, я начал их осторожно стирать.
Через полчаса приехал лекарь. Он осмотрел, дал другие зелья. Дорогие. Промыл раны и наложил повязку.
– Будет жить, – кивнул он на прощание. – Постарайтесь проследить, чтобы она не переворачивалась на спину.
Девушка всё ещё дрожала. Даже под тёплым одеялом. Поэтому я разделся и залез к ней. Положил Эсми себе на грудь.
Чёрт! Она идеально подходила для моего тела.
И я ненавидел себя за то, что думал о нежных округлостях, пока она была почти без сознания.
Я гладил её шёлковую, нагую кожу, целовал лицо, чувствовал, как уходит жар. Всю ночь крепко сжимал в объятиях и только под утро уснул.
Проснулся от едва заметного шевеления. Не стал открывать глаза. Я и так понимал, что Эсми пыталась осторожно выбраться из моих рук. Она елозила и невольно тёрлась об утренний стояк горячей промежностью.
– Куда-то собралась? – не выдержал я.
Девушка замерла. Сквозь опущенные ресницы я видел, как она нервно кусает губы. Такое пробуждение её явно тревожило.
