Ты моя откровенность - страница 21

Я думаю о том, что только что сказал Кирилл. Все он делает правильно. Держит дистанцию. Каждое движение выверено. Это привлекает. «Правильный мальчик, – думаю я, – слишком правильный мальчик».

– Бабуль, я сходила к твоему психу Горину, больше не пойду, – говорю я с утра, пока пью кофе.

– Аня, деточка, у меня новая фишка.

Поднимаю взгляд, бабуля прямо чуть ли не подпрыгивает от радости, придумала что-то. Не к добру. Изобретательность Елизаветы Павловны всем известна. И бабуля меня не разочаровывает, она заявляет:

– Я скоро умру.

Кофе летит брызгами через стол, бабуля укоризненно качает седой головой.

– Это шутка? – спрашиваю я.

– Что умру? Да точно тебе говорю. Больше того, я тебя сейчас удивлю – ты тоже когда-нибудь умрешь.

– Бабуль! – выпучиваю я на нее глаза. Шутница она еще та, особенно про смерть.

– Нотариус мне заверил завещание, помнишь, я тебе говорила, так что теперь все серьезно. Принесешь справку о прохождении десяти сессий, получишь наследство.

– А было несерьезно? – уточняю я осторожно.

– Ну что за глупости-то? Конечно, было несерьезно, кто ж такую дурость всерьез делает. Вот ты сходила, я посмотрела на результат, он меня впечатлил, и я уж тогда пошла и все задокументировала у юриста.

Я какое-то время смотрю на бабулю. Елизавета Павловна – огонь.

– Чего разглядываешь, мы с тобой одной породы – огненной. А вот мать твоя – в отца ейного, мякина сплошная, болотце. Веселая тебе жизнь предстоит. Моя задача – разжечь тебя как следует, – говорит бабуля. Маму это она зря вспомнила, я мысли о ней не допускаю: родила меня, на том спасибо. Но вообще таких стерилизовать надо. Так, не отвлекаться, а то пропущу, что там бабуля надумала еще.

– Хочу, чтобы ты себя глубже познала, откопала в себе скрытые богатства, потенциал, как сегодня говорят, – закончила свою речь бабуля. И эта туда же. Они что, все сходили на какой-то курс, а теперь меня поучают?

– Тогда позволь мне выбрать другого психотерапевта. Этот мне вообще не нравится.

– Это тоже прописано в завещании, надо чтобы десять сессий было именно у Димочки, точнее у Дмитрия Константиновича Горина, – заявляет бабуля.

– Да почему он? Он полный придурок. Ничего не понимает в психологии человека, – я чуть ли не кричу.

– О, с первой сессии и так тебя зацепил, ну, мастер, – улыбается бабуля. – Слушай, Аня, меня Софья Алексеевна пригласила на чай, мы потом в Третьяковку пойдем, импрессионистов смотреть. С нами хочешь?

– Нет, мне надо передохнуть немного, – говорю я. – Сегодня посижу дома.

– Как знаешь. Пошла губы красить, и адьес, ма шери.

Нет, ну нормально? Сдался мне этот Димочка Горин. Ему самому нужен психотерапевт. Мысль с Горина перескакивает на моего преследователя. Преследователю я решила дать имя – Тень. Моя Тень. Звучит?

Дмитрий Горин сомневается во мне. И меня это бесит. То, что я считаю в себе важным – мою искренность, открытость, он назвал ложью. Будто это всего лишь солнце в глаза светит. Просто он не чуткий.

А Тень, как ни странно, чуткий. Он словно по умолчанию принимает во мне всё. Хотя… Я иду в комнату, достаю из-под белья в шкафу подарок Тени. В его записке такой же вопрос: «Настоящая ли я?»

Они сговорились, что ли.

И все же он верит в меня. Да, меня пугает вся эта таинственность, но он будто вслушивается в мой танец, танец для него важен также, как и для меня. И символизирует то же самое. Меня это вдохновляет. Ведь нечасто встречаешь человека, который точно также чувствует тебя, как ты сама.