Передо мной стояла Лена – секретарша, и, как назло, именно с ней мне сейчас меньше всего хотелось говорить. Не потому что она плохая, а потому что она… Лена.
Слишком улыбается. Слишком громко говорит. И вечно лезет в душу, будто там распродажа.
– Просто понедельник, начало недели… ну ты понимаешь, – выдала я какое-то неопределённое объяснение, надеясь, что она уйдёт по-быстрому.
– Бурные выходные? – с уже знакомым выражением «дружеского понимания» спросила Лена и выдала свою фирменную полуулыбку: чуть склонённая голова, глаза в пол-щелки, будто мы с ней лучшие подруги с пижамной вечеринки.
Вот только мы никогда подругами не были. Я терпеть не могла эту наигранную вежливость, натянутую до скрипа доброжелательность – из той серии, где все говорят: «Как твои дела?», «Хорошего дня!» и «Ты прекрасно выглядишь», – не задумываясь и не имея в виду ровным счётом ничего.
Нет, даже не сейчас. Не думай об этом, Аня. У тебя и так нервы на грани, не стоит представлять, что ты могла бы сделать с этим пластиковым "доброжеланием", если бы совсем перестала себя контролировать.Это были фразы-обёртки. Слова для фона. И если к ним прилагалась ещё и улыбка, особенно вот эта вот Ленина, фальшиво-приятельская, мне начинало хотеться…
Я кивнула и выдавила дежурную улыбку в ответ. Лена тоже, конечно же, «искренне» улыбнулась в ответ – той самой улыбкой, от которой хочется свернуть в сторону и притвориться кулером. Затем она развернулась и пошла дальше, виляя бёдрами и юбкой, которую с натяжкой можно было назвать широкой, но на деле она больше походила на плотный пояс.
Вот такие у нас офисные будни. И только этого ещё не хватало – чтобы сейчас ко мне подошёл начальник. Тогда уж понедельник точно можно будет официально считать удавшимся в худшем смысле.
И, как назло, именно в этот момент я услышала голос из дальнего конца офиса – прямо из кабинета начальника: – Ань, зайди на минутку.
Что?
Серьёзно?
Накаркала?
Мысли, видимо, действительно материализуются. Ну вот зачем? Зачем я только что подумала об этом? Я почти физически почувствовала, как остатки моей моральной устойчивости встали, сказали «мы так не договаривались» – и ушли в отпуск.
"Ты в порядке, ты справишься. Ты просто идёшь к начальнику, а не на казнь," – уговаривала я себя мысленно, как могла.Я встала, встряхнулась и быстро поправила одежду, будто не с рабочего кресла поднималась, а выходила на сцену после землетрясения. Всё это было почти ритуалом – выпрямиться, втянуть живот, вдохнуть по-настоящему.
Я выгнула спину, подняла подбородок и направилась к кабинету. Главное – не думать ни о чём плохом. Особенно – не вспоминать. "Только не вспоминай, Аня. Вот сейчас – не надо," – попросила я себя.
"Ну вот, спасибо. Как раз то, что нужно для уверенного шага в новую жизнь – шерстяной Армен на фоне дождливого понедельника," – скривилась я внутри себя.Но, конечно, мозг сделал всё наоборот. Вспомнилась та дурацкая картинка из соцсети, где облезлый котик с физиономией мученика был до боли похож на моего бывшего Армена – того самого, с вечной щетиной, заросшего как йети.
Я даже прикрыла глаза, пытаясь мысленно вытолкнуть этот образ, и в следующий момент едва не впечаталась в косяк двери – в открытую дверь кабинета начальника, между прочим.
Резко остановившись, я автоматически выставила руки вперёд, чтобы не влететь туда с разбега. Глухой звук моего собственного торможения прозвучал достаточно громко, чтобы заставить обернуться всех в офисе. Некоторые даже приподнялись – явно рассчитывая на продолжение циркового номера.
